Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич

Войска коалиции уже 18 марта 1793 года разбили наголову французскую армию при Неервиндене. Командующий ею генерал Дюмурье бежал после случившегося в австрийский лагерь, потому что революционное правительство отправило бы его за это поражение на гильотину, причем без каких-либо обсуждений возникшей проблемы.

А проблем у самодеятельных французских правителей хватало и без позорного поражения «революционной армии».

В мае началось очередное восстание, организованное монтаньярами с целью установления собственной диктатуры. До этого монтаньяры захватили власть в Якобинском клубе, чем заметно усилили свои позиции, так что теперь, называя себя якобинцами, они решительно произвели государственный переворот, после чего сочинили новую Конституцию и образовали Комитет общественного спасения во главе с Робеспьером.

Этот адвокат-недоучка стал фактическим диктатором. Его ближайшие соратники: Дантон, Гебер, Демулен, Карно и другие полуинтеллигенты, усмотревшие в революции уникальную возможность самоутверждения, на этом этапе самоотверженно работали по схеме «Короля играет его свита», концентрируя на Робеспьере то сияние, которое принято называть «ореолом величия власти».

Как и следовало ожидать, у Робеспьера, выражаясь современным языком, «поехала крыша». Этот невзрачный и во всех отношениях посредственный человек, который взлетел на вершину социальной пирамиды только лишь благодаря тому, что в определенный момент времени оказался нужен именно такой и никакой другой, закомплексованный и бесстыдно жестокий тип с неплохо подвешенным языком, уверовал в свою незаурядность и потратил немало сил на то, чтобы заставить уверовать в это и окружающих, то есть всю Францию.

Его квартира буквально ломилась от его же собственных портретов, где он представал в самых разных, но неизменно величественных позах, он собирал гостей, которых заставлял под страхом смерти (в самом прямой смысле) зачарованно слушать его декламацию (ну второй Нерон, ни дать ни взять!), он находил особое удовольствие в овладении вдовами людей, казненных по его приказу… Бездарная и извращенная мразь.

К одной из его любовниц была полусумасшедшая гадалка, которую звали Тео и которую враги диктатора прозвали «Теос», то есть Бог. Эта самая Тео, с которой он познакомился в салоне, имевшем весьма сомнительную репутацию, предсказывала ему мировое господство, поклонение всех народов и рас, славу гения всех времен и подобную чушь, которую он зачарованно слушал из ее легендарно порочных уст.

Когда же гадалка, ввязавшись в какую-то темную историю, была арестована, что в ту пору означало смертный приговор, Робеспьер даже пальцем не пошевелил ради ее спасения.

Он сам себя наделил почетным званием «Неподкупный» и заставлял всех своих приближенных именно так величать его, якобы отличавшегося от простых смертных и возвышавшегося над ними своим феноменальным равнодушием к деньгам и прочим материальным ценностям.

Ну и что? Да, он был равнодушен к деньгам, но ведь они ему попросту не были нужны, если в его распоряжении была вся Франция. Сталин тоже был равнодушен к деньгам, и по аналогичной причине. И Ленин тоже…

Зато Робеспьер терзался испепеляющей ненавистью к любым проявлениям незаурядности, одаренности, да и вообще самодостаточности в любых ее проявлениях, которые он классифицировал как «аристократизм», который подлежал, по мнению этого осклизлого чудовища, непременному уничтожению.

Он был против атеизма, считая, что для того, чтобы управлять массами, нужна какая-то религия или хотя бы какое-то ее подобие, и поэтому, отменив во Франции христианство, да, вот так взяв и отменив, он и его сотоварищи придумали, исходя из своей интеллектуальной посредственности, культ некоего «Высшего Существа». Естественно, первосвященником этого культа стал Робеспьер.

Хронисты отмечали, что была организовала совершенно фиглярская, дурацкая церемония поклонения первосвященнику Робеспьеру, щеголявшему в громадном венке из живых цветов и в мантии, из-за которой он то и дело спотыкался.

Мантию всегда носить затруднительно при отсутствии соответствующей генетической памяти…

Христианские храмы были подвергнуты жестокому разграблению. Бродяги и проститутки плясали на площадях Парижа в священнических ризах, а золотые чаши из кафедральных соборов, перед тем как быть переплавленными, прилюдно использовались как ночные сосуды.