Французская революция, Конституция - Карлейль Томас

Между тем среди этого неопределенного, смутного водоворота хвастовства, праздных проектов, заказных кинжалов открывается один punctum saliens жизни и возможности: перст Мирабо! Он и королева Франции встретились и расстались со взаимным доверием! Это странно, это таинственно, как мистерия, но несомненно. Однажды вечером Мирабо сел на лошадь и поскакал без провожатых на запад - быть может, чтобы побывать в загородном доме у своего друга Клавьера? Но прежде чем попасть к Клавьеру, всадник, погруженный в глубокое раздумье, свернул в сторону, к задним воротам сада Сен-Клу; какой-то герцог д'Аремберг или кто-то другой ожидал там, чтобы представить его; королева была недалеко, "на верхней площадке сада Сен-Клу, называемой rond point". Мирабо видел лицо королевы, говорил с нею без свидетелей под широким сводом ночных небес. Разговор этот, несмотря на все старания узнать его содержание, остается для нас роковой тайной, подобно беседам богов!16 Королева называла его просто Мирабо, в другом месте мы читаем, что она "была очарована" этим диким, покоренным Титаном; и действительно, благородной чертой этой возвышенной злополучной души было то, что, сталкиваясь с выдающимися людьми, с Мирабо, даже с Барнавом или Дюмурье, она, несмотря на все предубеждение, не могла не отдать им должное и не относиться к ним с доверием. Царственное сердце, инстинктивно чувствовавшее влечение ко всему возвышенному! "Вы не знаете королеву, - сказал однажды Мирабо в интимной беседе, - у нее поразительная сила воли; она мужественна, как мужчина". И вот под покровом ночи на вершине холма она говорила с Мирабо; он верноподданнически поцеловал царственную руку и сказал с одушевлением: "Madame, монархия спасена!" Возможно ли это? Секретно опрошенные иностранные державы дали осторожный, но благоприятный ответ18; Буйе в Меце и может собрать сорок тысяч надежных немецких солдат. С Мирабо в качестве головы и с Буйе в качестве руки кое-что действительно возможно - если не вмешается судьба.

Но представьте себе, в какие непроницаемые покровы должен закутываться король, обдумывая такие вещи? Тут и люди со "входными билетами", и рыцарские совещания, и таинственные заговоры. Подумайте, однако, может ли король с подобными замыслами, сколько бы он ни прятался, укрыться от взоров патриотов, от десятков тысяч устремленных на него рысьих глаз, видящих в темноте! Патриотам известно многое: они знают о специально заказанных кинжалах и могут указать лавки, где они делались, знают о легионах шпионов сьера Мотье, о входных билетах и людях в черном, знают, как один план бегства сменяется другим, или предполагают, что сменяется. Затем обратите внимание на куплеты, которые поются в театре "Водевиль", или еще хуже - на шепот, многозначительные кивки усатых изменников! А с другой стороны, не забудьте и о громких тревожных криках ста тридцати газет, о Дионисиевом ухе^[75] каждой из сорока восьми секций, которые не спят ни днем ни ночью.

Патриоты могут вытерпеть многое, но не все. Кафе-де-Прокоп послало на виду у всех депутацию патриотов "поговорить по душам с дурными редакторами": странная миссия! Дурные редакторы обещают исправиться, но не делают этого. Много было депутаций, требовавших перемены министерства; в одной из них соединяются даже мэр Байи с кордельером Дантоном и достигают цели. Но что толку? Отродье шарлатанов, добровольных или вынужденных, не вымирает: министры Дюпортай и Дютертр будут поступать во многом так же, как министры Латур дю Пен и Сисе. И смятенный мир продолжает барахтаться.

Но во что же должен верить в эти злосчастные дни, за что должен держаться бедный французский патриот, сбиваемый с толку путаницей противоречивых влияний и фактов? Все неопределенно, за исключением только того, что он несчастен, беден, что славная революция, чудо Вселенной, пока не принесла ему ни хлеба, ни мира, будучи испорчена предателями, которых трудно обнаружить, предателями-невидимками или показывающимися только на минуту, в бледном неверном полусвете, чтобы тотчас же снова исчезнуть! И сверхъестественная подозрительность снова охватывает все умы. "Никто здесь, - пишет уже 1 февраля Карра в "Annales Patriotiques", - не может более сомневаться в постоянном, упорном намерении этих людей увезти короля, ни в непрерывной смене ухищрений, к которым они прибегают для осуществления этого намерения". Никто не сомневался, и бдительная Мать Патриотизма отправила двух членов к своей Дочери в Версаль, чтобы убедиться, в каком положении находится дело там. И что же оказалось? Патриот Карра продолжает: "Отчет этих двух депутатов мы все слышали собственными ушами в прошлую субботу. Вместе с другими версальцами они осмотрели королевские конюшни и конюшни бывших лейб-гвардейцев; в них постоянно стоит от семи до восьми сотен взнузданных и оседланных лошадей, готовых к отъезду в любую минуту по мимолетному знаку. Кроме того, эти же депутаты видели собственными глазами несколько королевских экипажей, которые люди как раз укладывали большие запакованные дорожные чемоданы, так называемые vaches de cuir; королевские гербы на дверцах были почти совершенно стерты". Это очень важно! "В тот день вся Marechaussee, или конная полиция, собралась с оружием, лошадьми и багажом" - и снова рассеялась. Они хотят переправить короля через границу, чтобы император Леопольд и германские принцы, войска которых готовы к выступлению, имели предлог для начала действий. "В этом, - прибавляет Карра, - и заключается разгадка, этим и объясняется, почему бежавшие аристократы вербуют теперь солдат на границах; они ожидают, что на днях глава исполнительной власти будет привезен к ним и начнется гражданская война".