Я, Есенин Сергей… - Есенин Сергей Александрович

Чувство трагедии, которая произошла с Россией, – нерв «Анны Снегиной», и критика это сразу своим безошибочно классовым чутьем угадала. А вот Есенин понял смысл того, что он написал в «прекраснейшей поэме», лишь несколько месяцев спустя…

Итак, на дворе год 1925-й. Безумного Капитана Земли нет в живых, но сконструированный им Корабль пролетарского социализма под управлением Великого Кормчего все упорнее и упорнее гребется в грядущее, по ватерлинию в человечьей крови…

«Не тот социализм», утесняя таинственный и древний мир крестьянской жизни, вытеснял глашатая несостоявшейся Великой земледельческой республики в «узкий промежуток» частной жизни:

• Я теперь скупее стал в желаньях,
• Жизнь моя? Иль ты приснилась мне?
• Словно я весенней гулкой ранью
• Проскакал на розовом коне…

Того, что и эта часть его судьбы, преображенная в пленительные стихи, станет национальной святыней, Есенин, конечно, и предположить не мог… И проводив отчалившую в небытие Голубую Русь, эмигрировал из несбывшейся Инонии, страны, текущей молоком и медом, в Русь Бесприютную:

• Снова пьют здесь, дерутся и плачут
• Под гармоники желтую грусть.
• Проклинают свои неудачи,
• Вспоминают московскую Русь.

• И я сам, опустясь головою,
• Заливаю глаза вином,
• Чтоб не видеть в лицо роковое,
• Чтоб подумать хоть миг об ином…

А вскоре и вообще ушел «в ту страну, где тишь и благодать». Отлетел, как пушкинский Моцарт, «с земли на незримую сушу», так и не отдав заветной лиры ни современникам, орущим агитки бедного Демьяна, ни ближайшим потомкам, читавшим тайком его кабацкие запретные стихи. Ибо лира уже была завещана грядущим поколениям, тем, кому придется восстанавливать – взорванное, оболганное, но, кажется, еще живое…

Лирика

* * *

• Вот уж вечер. Роса
• Блестит на крапиве.
• Я стою у дороги,
• Прислонившись к иве.

• От луны свет большой
• Прямо на нашу крышу.
• Где-то песнь соловья
• Вдалеке я слышу.

• Хорошо и тепло,
• Как зимой у печки.
• И березы стоят,
• Как большие свечки.

• И вдали за рекой,
• Видно, за опушкой,
• Сонный сторож стучит
• Мертвой колотушкой.

1910

* * *

• Там, где капустные грядки
• Красной водой поливает восход,
• Клененочек маленький матке
• Зеленое вымя сосет.

1910

Калики

• Проходили калики деревнями,
• Выпивали под окнами квасу,
• У церквей пред затворами древними
• Поклонялись Пречистому Спасу.

• Пробиралися странники по полю,
• Пели стих о сладчайшем Исусе.
• Мимо клячи с поклажею топали,
• Подпевали горластые гуси.

• Ковыляли убогие по стаду,
• Говорили страдальные речи:
• «Все единому служим мы Господу,
• Возлагая вериги на плечи».

• Вынимали калики поспешливо
• Для коров сбереженные крохи.
• И кричали пастушки насмешливо:
• «Девки, в пляску. Идут скоморохи».

1910

* * *

• Поет зима – аукает,
• Мохнатый лес баюкает
• Стозвоном сосняка.
• Кругом с тоской глубокою
• Плывут в страну далекую
• Седые облака.

• А по двору метелица
• Ковром шелковым стелется,
• Но больно холодна.
• Воробышки игривые,
• Как детки сиротливые,
• Прижались у окна.

• Озябли пташки малые,
• Голодные, усталые,
• И жмутся поплотней.
• А вьюга с ревом бешеным
• Стучит по ставням свешенным
• И злится все сильней.

• И дремлют пташки нежные
• Под эти вихри снежные
• У мерзлого окна.
• И снится им прекрасная,
• В улыбках солнца ясная
• Красавица весна.

1910

* * *

• Выткался на озере алый свет зари.
• На бору со звонами плачут глухари.
• Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
• Только мне не плачется – на душе светло.
• Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
• Сядем в копны свежие под соседний стог.
• Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
• Хмельному от радости пересуду нет.
• Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
• Унесу я пьяную до утра в кусты.
• И пускай со звонами плачут глухари.
• Есть тоска веселая в алостях зари.

1910