Белый Волк - Мазин Александр

Лично я бы не полез. Метнул бы топорик в страшного ворога, а сам выдернул бы из стены Хегинов меч.

Паренек недопетрил. Или боевого опыта не хватило. Но махал он топором недолго. Раза два только и успел. Потом я вошел в клинч, притиснул его к столбу (в кои веки я оказался крупнее и тяжелее противника!), легонько, не увеча, приложил бойкого тинейджера коленом в пах, отобрал топорик и отпустил. Вернее, передал обмякшее тельце в крепкие руки старины Пэра. Великая битва закончилась. Пора паковать трофеи.

Глава шестая,

в которой выясняются некоторые подробности из биографии Хегина Брунисона

Заиндевевшие лошадки, почуяв дымок, а значит, приближение теплой конюшни и полных яслей, затопали веселее, а по этому признаку и я, не обладавший звериным нюхом, сразу сообразил: недальняя дорога близится к финишу.

Хотя мог бы и Льота спросить: он на местности ориентировался в любое время года: вырос здесь как-никак.

Точно, впереди показался солидный забор, а из открытых ворот нам навстречу мячиками выкатились две пушистые псины и завертелись вокруг, исходя тревожным лаем. Однако близко не совались: соображали, что древком копья по морде — это неприятно.

Я спрыгнул с саней и, обгоняя лошадок, по утоптанному снежку вбежал во двор.

— Знала, что ты пожалуешь! — Рунгерд стояла на крылечке и улыбалась. В белой меховой шубке, с румянцем во всю щеку, она была просто неотразима. Я с трудом удержался от того, чтобы с ходу подхватить ее на руки.

Удержался. Не поймут. Средневековье.

Собачки тут же, без окрика, унялись и запрыгали вокруг нас уже вполне дружелюбно. Хорошие такие собачки, зубастенькие. Свартхёвди Медвежонок с ними на кабана ходил. Без проблем.

Из дома высыпали трэли. Засуетились вокруг лошадок.

Льот бросил вожжи, соскочил с саней, поклонился хозяйке. С достоинством. Свободный человек как-никак.

— Пожалуйте в дом! — гостеприимно предложила Рунгерд.

— Погоди, ясноглазая. У меня для тебя подарочек.

— О? — Все женщины, даже колдуньи, весьма любопытны. А уж если речь идет о подарке…

— Не знаю уж, понравится тебе иль нет… — проговорил я, подходя к саням. — Жениха тебе привез.

И не дожидаясь ответной реплики, скинул с саней медвежью шкуру.

На дне саней, качественно упакованные, рядком (если не сказать — кучкой), жмурясь от солнышка, возлежали трое агрессоров. Четвертого, раненного в ногу, я брать с собой не стал. Еще помрет по пути.

Удивил я свою подружку-волшебницу. Изрядно удивил. Но она умеет владеть собой.

— И кого из них ты прочишь мне в женихи?

— Я — никого. Но вот этот, — я легонько тронул древком копья скрежетнувшего зубами от злости Хегина, — козлик бородатенький назвался твоим будущим мужем.

Рунгерд наклонилась над Хегином Брунисовичем. Глаза ее сузились, губки изогнулись в иронической улыбке:

— Что-то я не припомню, чтобы принимала от тебя свадебные дары, Брунисон.

«Женишок» не ответил, только щурился и сопел в две дырочки. Неудивительно. Ротик-то я ему еще перед отъездом заткнул.

— Ишь ты как! — Я удивленно поцокал языком. — Соврал, значит, соседушка. Вот уж не думал, что такой уважаемый человек — и соврет. Представь, госпожа, ворвался ко мне в дом, с людьми оружными, мечом меня рубить взялся. И всё — от пылкой к тебе любви. Я, вообще-то, разбойников не милую, но, поскольку влюблен человек — пожалел, не убил. Уж я-то его понимаю! — Я одарил мою красавицу многозначительным взглядом. — Хотя, с другой стороны — умереть из-за любимой женщины… Это достойно висы.

А красавица выпятила губку и процедила презрительно:

— Не в меня он влюблен, Ульф Вогенсон,^[6] а в мой одаль, — и трэлям: — Развяжите их, дайте им лыжи, и пусть убираются.

— Не так быстро, — возразил я. — Всё-таки их было четверо, прекрасная дочь Ормульфа. Третий у меня в усадьбе остался. Да и напали внезапно. Пришлось попортить им кожу. Не уверен, что все они смогут…

— Ха! Ну и зверя ты добыл, братишка!

Вот приятная неожиданность! Откинув дверной полог, во двор выбрался Свартхёвди Медвежонок.

— Никак сам Хегин Полбочки! А не нацедить ли нам из него ведерко-другое ворвани? — И заржал, как конь.

Уже развязанный Хегин глянул на него, как помоечный кот — на волкодава, и кое-как, с помощью мальчишки-тинейджера, уселся на край саней. Вид у «жениха» был небодрый. Крови потерял изрядно. Да и рану я ему нанес весьма болезненную. Третий нападавший, хоть и поднялся сам, но тоже выглядел неважно. Судя по косящим глазкам и тому, что он мне перед отъездом весь двор заблевал, — сотрясение мозга средней тяжести. Нехило ему начальник по башке приложил.