Тайный меридиан - Перес-Реверте Артуро

– Куда вернемся? – спросил Кой.

Палермо по-собачьи, в своей обычной манере, посмеялся веселой шутке.

– Ну зачем эти глупые вопросы…

Кой застыл с открытым ртом, переваривая услышанное. Он смотрел на Танжер, по-прежнему невозмутимую.

– Есть ли другие варианты? – спросила она так, словно Палермо продавал энциклопедии в рассрочку. Голос звучал градусов на пять ниже нуля.

– Да, есть, – ответил Палермо, зажигая фонарик, – но для вас они менее приятны… Пожалуйте сюда. Осторожно, не ударьтесь головой. Будьте внимательны, впереди еще несколько ступенек. – Он спускался первым, и его голос в огромном металлическом корпусе сухогруза звучал все глуше. – Например, такой вариант: Кискорос запирает вас тут на неопределенное время…

Он умолк, освещая для Танжер последние ступеньки трапа. Пахло ржавчиной, нечистотами и – совсем чуть-чуть – теми товарами, которыми некогда грузили этот корабль: древесиной, зерном, подгнившими фруктами, солью.

– Есть и третий вариант: Кискорос приканчивает вас выстрелом в голову.

Когда все наконец оказались внизу и Кискорос взял на прицел дорогих гостей, Палермо достал свою золотую зажигалку и запалил фитиль керосиновой лампы, ее слабый красноватый свет осветил собравшихся. Тогда Палермо погасил фонарик, повесил на какой-то крюк свой пиджак, положил в карман зажигалку и улыбнулся всей компании.

– Отойдите от трапа… Подальше… А теперь прошу устраиваться поудобнее.

И тут Кой все понял. Он же ничего не знает. Этот болван и его недомерок не знают, что изумруды на борту «Карпаты» и весь этот цирк ни к чему, они могут просто пойти и взять камни. Он снова взглянул на Танжер, поражаясь ее хладнокровию. Самое большее, она была чуть раздражена, как раздражаются люди перед окошечком тупоголового чиновника, нетерпеливо ожидая, когда же он все-таки разберется в том, о чем его просят. Все кончается, подумал он с горечью. Не знаю, как оно кончится, но кончится, это точно. Но какова штучка, думал он, восхищаясь ею.

– А теперь мы немного поговорим, – поставил их перед фактом Палермо.

Кой заметил, что Танжер сделала нечто не совсем уместное: посмотрела на часы.

– У меня нет времени на разговоры, – сказала она.

Палермо это, казалось, подсекло. Три секунды он ошарашенно молчал.

– М-да. – Белые зубы блеснули в свете чадящей лампы. – Однако, боюсь…

Он оборвал фразу, глядя на Танжер так, словно видит ее впервые. Потом посмотрел на Кискороса, на Пилото и под конец на Коя.

– Не говорите, что… – прошептал он. – Это невозможно.

Машинально он сделал пару шагов, подошел к лестнице и посмотрел вверх, туда, где в прямоугольном проеме люка еще виднелся свет угасающего дня.

– Это невозможно, – повторил он.

И снова повернулся к Танжер. Он спросил хриплым до неузнаваемости голосом:

– Где изумруды? Где они?

– Это вас не касается, – сказала Танжер.

– Не валяйте дурака. Они у вас? Неужели! Это же… Бог ты мой.

Охотник за сокровищами разразился хохотом, не обычным своим смехом запыхавшейся собаки, а настоящим хохотом, который громом отдавался в металлическом чреве сухогруза. Это был смех изумления и восторга.

– Снимаю шляпу, честное слово, снимаю шляпу.

Орасио, уверен, тоже снимает шляпу. Ну и дурак же я… Клянусь… Да ладно. Отлично сделано. – Он с огромным интересом смотрел на Танжер. – Мои поздравления, сеньора. На удивление отлично сделано.

Он вынул из кармана пиджака пачку сигарет, прикурил от золотой зажигалки, пламя которой отражалось в карем глазу, зеленого же почти не было видно. Было ясно, что он оттягивает время, чтобы обдумать положение.

– С сожалением вынужден сообщить, – в конце концов сказал он, – что наше совместное предприятие ликвидируется.

Он медленно выдыхал дым и смотрел на Танжер, Пилото и Коя, словно решая, что теперь с ними делать. Отчаянная решимость охватила Коя – он понял, что пора действовать. Что с этой минуты надо принимать решения прежде, чем за него их примет другой; и даже при этом отнюдь не исключено, что через несколько мгновений он будет валяться на полу с дыркой в груди. Но он все равно попытает счастья, вытащит еще одну карту из колоды. Шесть с половиной. Семь. Семь с половиной. ЗПК: Закон последней карты Пока корабль не разломился, напоровшись на риф, пока палуба не ушла под воду, надо бороться.

– Поймите, нельзя же все время выигрывать, – разглагольствовал Палермо. – А некоторые вообще никогда не выигрывают.