Тайный меридиан - Перес-Реверте Артуро

Кой поймал взгляд Пилото, увидел в нем ту же отчаянную решимость. Договорились. Встретимся в «Обрере», пропустим по паре стаканчиков. В «Обрере» или где-нибудь еще. Что до Танжер, с этой минуты он мог сделать для нее только одно – дать ей возможность во время драки прорваться к трапу.

А потом каждый уходит в одиночное плавание. Может, она как-нибудь проберется в темноте и без его помощи. Потому что сам он отдаст швартовы гораздо раньше. Прямо сейчас, действуя вместе с Пилота, а он – Кой это знал – уже собрался, изготовился к сражению.

– И не думай. – Палермо угадал его намерение и взглядом предупредил Кискороса.

Кой прикинул расстояние, которое отделяло его от аргентинца. Сердце забилось быстрее, под ложечкой засосало. Два метра – это две пули, и кто знает, в каком он состоянии будет, преодолев эти два метра с такой начинкой. Что до Пилото, то Кой был почти уверен, что у Палермо оружия нет, но когда настанет решающее мгновение, ему уже будет ни до Пилото, ни до Палермо. Как Танжер сказала у трупа Заса: каждый умирает в одиночестве.

– Все это слишком затянулось, – сказала она вдруг.

К изумлению всех присутствующих, она направилась к трапу, словно решила покинуть скучный светский раут; на пистолет Кискороса она и не взглянула. Палермо в эту секунду как раз собирался еще раз затянуться, но замер, не донеся сигарету до рта.

– Вы с ума сошли? Вы не понимаете, что…

Стойте!

Она стояла у трапа, положив руку на перила, и явно собиралась вот так, как ни в чем не бывало, удалиться. Полуобернувшись, не обращая внимания на Палермо, она огляделась, словно спрашивая себя, а не забыла ли она здесь что-нибудь.

– Стойте, иначе пожалеете, – сказал Палермо.

– Оставьте меня в покое.

Палермо поднял руку с сигаретой, жестом отдавая приказ Кискоросу, который до сих пор ничего не предпринял. В свете керосиновой лампы его лицо казалось мрачной маской. Кой взглянул на Пилото и приготовился прыгнуть вперед. Два метра, напомнил он себе. Может, благодаря ей Кискорос не успеет выстрелить.

– Клянусь, я… – начал было Палермо.

Он умолк, горящая сигарета упала к его ногам.

И Кой, который уже был почти в прыжке, тоже замер.

Пистолет Кискороса повернулся точно на сто восемьдесят градусов и теперь был нацелен на Палермо. У того с губ срывались какие-то невнятные звуки, вроде «какого черта» или «что тут, к дьяволу, происходит», но ни одного слова он до конца не договорил, потом тупо уставился на сигарету, тлевшую возле его ног, словно предполагал найти в ней объяснение, и, наконец, поднял глаза на пистолет в надежде, что все предыдущее было обманом зрения и ствол направлен туда, куда положено, но черная дыра смотрела ему в живот, и он перевел глаза на Коя, потом на Пилото и под конец – на Танжер. На каждого он глядел внимательно, словно ожидая, что хоть кто-нибудь из них объяснит ему, в чем дело. Затем повернулся к Кискоросу – Что за ерунда здесь происходит?

Аргентинец держался совершенно спокойно; как всегда аккуратный, тщательно одетый, он неподвижно стоял с пистолетом, инкрустированным перламутром; в свете лампы недлинная его тень не шевелилась на проржавевшей переборке. В выражении его лица не было ничего особенного – ни отъявленного злодейства, ни низкого предательства, ни особой подлости. Он выглядел самым естественным образом – расфуфыренный, как обычно, с зализанной назад прической, с усами, только, казалось, чуть ниже ростом, чуть меланхоличнее, чуть аргентинистее, чем всегда, – и невозмутимо стоял перед своим боссом. Хотя, судя по всему, бывшим боссом.

Палермо опять оглядел всех, но на Танжер задержал взгляд дольше, чем на прочих.

– Хоть кто-нибудь… Господи боже. Хоть кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?

Кой задавал себе тот же вопрос. В желудке он чувствовал странную пустоту. Танжер по-прежнему стояла у трапа. И Коя осенило – это не блеф, она действительно сейчас уйдет.

– А происходит следующее, – сказала она, растягивая слова. – Сейчас мы все здесь распростимся.

Пустота теперь была всюду. Кровь, если она и текла в ту минуту в его жилах, то текла так медленно, словно сердце перестало биться Не отдавая себе отчета, он постепенно сползал вниз, пока не оказалось, что он сидит на корточках, опершись спиной о переборку.

Палермо грязно выругался.

Словно загипнотизированный, он не сводил глаз с Кискороса. До него начал доходить смысл этой сцены. И по мере того, как в его голове картинка окончательно складывалась, выражение лица его менялось все сильнее и сильнее.