Роза и лилия - Мессадье Жеральд

— Матушка научила меня этому в Бретани, отец мой.

— Твоя матушка бретонка?

— Да, отец мой.

Жанне пришло в голову, что матушка Елизавета сообщила кому нужно об исчезновении несостоявшейся послушницы, которую к ней прислал Дом Лукас. Ясное дело, она решила, что рекомендация монаха и ее собственное согласие уже сделали из Жанны таковую. В этом случае она становилась беглянкой.

— Сколько тебе лет, сын мой?

— Скоро четырнадцать, отец.

— Подбородок-то у тебя еще совсем гладкий, — сказал бернардинец и склонился над Жанной.

— В нашем роду это у всех так, отец мой.

Монах обратил взор на Матье, который смотрел на него весьма недружелюбно.

— А это твой друг?

— Да, отец мой. Он помогает мне в делах.

— В какой церкви ты исповедуешься?

— В соборе Сен-Жак, отец мой.

Жанна уже знала, что в этом храме всегда было много народу и запомнить кого-то не представлялось возможным.

— Отчего же так далеко отсюда? Это ведь не твой приход?

— Так уж вышло, отец мой, я там живу и там закупаю товар. Хотите попробовать мой пирожок?

— Нет, спасибо, сын мой, я остерегаюсь греха чревоугодия.

На счастье, другие покупатели оттеснили монаха. Он ушел прочь, пробормотав обычное благословение, но Жанна поняла, что если бернардинец догадается, что она девушка, то запретит ученикам покупать пирожки у безбожного создания, переодетого юношей. А если не догадается, но узнает, что она живет вместе с мужчиной, то обвинит ее в мужеложстве, а это еще хуже. Тогда от нее отвернутся не только школяры, но и простые горожане.

Вообще-то она и сама хотела предстать перед всеми женщиной, но не сразу, а через некоторое время.

Вечером она поделилась своей тревогой с Матье.

— Да ладно, — сказал тот, — если здесь не получится, пойдем в другое место. Тебя в округе уже все знают. Что нам этот Ломбардский коллеж?

Он снова принялся мастерить кровать. Плоды его трудов были уже налицо, и все было бы хорошо, если бы не ужасный запах клея, который Матье варил из рыбьей чешуи, время от времени подливая в него немного уксуса.

Жанна мечтала о тачке. Но им не следовало ни привлекать к себе излишнего внимания, ни показывать своего благополучия: завистников везде довольно.

Между тем было уже поздно. Жанна поняла это через два дня, когда заметила на другой стороне улицы мужчину с солидным брюшком, одетого в длинное платье и сдвинутую на ухо шапочку. Он не отрываясь смотрел на девушку. С ним был какой-то хитроватого вида парень, державший в руках большой плоский предмет непонятного назначения. На счастье, незнакомец пришел в десятом часу и проторчал на месте почти час. Это было самое спокойное время. Жанна все время пыталась понять, кто таков этот пришелец, не желавший ничего покупать. И вот, наконец, он пересек улицу и представился: Оноре Буштон, нотарий цеха пирожников, находившегося под покровительством святого Макария. Он явился взять пошлину за продажу товара, которую полагалось платить за торговлю, как в лавке, так и на улице.

— Кто тут у вас хозяин? — спросил он надменно.

Жанна встревожилась: если она назовет себя, по всей округе пойдут сплетни, и неизвестно, что из всего этого выйдет.

— Матье Тестеле, который перед вами, — ответила она, обернувшись к товарищу и незаметно подмигнув.

— Где вы обучались этому ремеслу? — спросил нотарий у Матье.

Тот был не промах и сразу смекнул, где может таиться ловушка.

— Нигде. Я просто нанял этого пирожника, который учился в Бретани.

Мэтр Буштон грустно взглянул на жарящиеся пирожки. До Бретани дорога длинная. Он задумался.

— Судя по тому, что я могу констатировать de visu,^[11] — последних слов Жанна и Матье не поняли, — вы зарабатываете восемь солей в час, что за день составляет…

— Я вечером не работаю, — вмешался Матье.

— Вот как? — произнес мэтр Буштон разочарованно.

— Да, только с восьмого часа пополуночи до часа пополудни.

— Потом вы идете на другое место?

— Потом я отдыхаю, — объявил Матье. — И мой паренек тоже, когда сделает все покупки. Наше право, верно?

Мэтр Буштон, казалось, не заметил дерзкого тона и принялся что-то считать в уме.

— Итак, — сказал он, — выходит пять часов в день семь дней недели, ибо я знаю, что вы трудитесь и в воскресенье, то есть тысяча девятьсот шестьдесят солей в неделю. По обычаю вычитаем треть на продукты, что составляет шестьсот пятьдесят три соля…