Меч Вайу - Гладкий Виталий Дмитриевич

Но Тихон был склонен меньше всего верить в эти небылицы. Конечно, сведения такого рода тавр-пере-водчик держал при себе, надеясь в будущем извлечь из них немалый дипломатический капитал для своих нужд. И вот такой момент наступил, тем более, что басилевс Окит уже предпринимал попытки встретиться со своим знаменитым земляком. Интерес басилевса тавров к своей особе Тихон истолковал так: Окит, похоже, решил попытаться сыграть на чувстве патриотизма соотечественника, чтобы привлечь его на свою сторону и получить возможность расширить торговые операции тавров в Понте Евксинском, используя для этого обширные связи переводчика-дипломата. А также использовать Тихона в качестве осведомителя и тайного агента при царе Фарнаке, чтобы быть в курсе событий в припонтийских государствах, событий, которые не могли не интересовать тавров в силу их политики неприсоединения. Проще говоря, бесилевс тавров хотел держать нос по ветру, извлекая из этого немалые выгоды.

Конечно, на кое-какие уступки ему придется пойти – Тихон ясно отдавал себе в этом отчет, – чтобы Окит помог ему в освобождении матери. Но на какие именно – над этим стоило подумать основательно. И Тихон от самой Ольвии мысленно строил план будущих переговоров с басилевсом, заведомо зная, что они будут отнюдь не легкими, потому что Окит был вовсе не таким простаком, каким пытался выглядеть…

– К бою! – уже не обращая внимания на пассажира, застывшего в нерешительности и не знающего, что предпринять, скомандовал начальник судна: биремы приблизились на расстояние выстрела из лука, и малейшее промедление могло стоить жизни.

Искусным маневром судно выскользнуло из клещей бирем и, повернув круто по ветру, стало набирать ход, нацеливая таран в борт одной из них.

– Это тавры! – в паузе между командами крикнул начальник судна Тихону.

Но переводчик уже видел это и сам: вымазанные жертвенной кровью деревянные фигурки Девы высились на носовых частях обеих бирем.

– Стой! – властно приказал Тихон начальнику корабля. – Отверни в сторону…

Приказание было выполнено беспрекословно: ольвийская бирема, неожиданно для пиратов, приготовившихся к худшему – уйти от быстроходного судна у них не было никакой возможности, и удар тараном тут же отправил бы их на дно, – оказалась позади судна тавров, и они, ошеломленные, даже не пустили ни одной стрелы. Описав короткую дугу на воде, ольвийская бирема снова повернула носом к судам тавров.

– Эге-е-й! – прокричал Тихон, размахивая куском пурпурной ткани: это был условный знак; его дал ему Герогейтон, предвидя такой случай; на ткани были вышиты золотой нитью изображение Девы и личная тамга Окита.

Биремы сблизились, стали борт о борт. Закованные в железо воины-ольвиополиты подняли щиты, ощетинились копьями.

– Кто такие? – хриплым скрипучим голосом спросил тавр, одетый в кожаные доспехи и с мечом в ножнах, богато украшенных золотом.

– Мне нужен басилевс Окит, – спокойно ответил Тихон, показывая кусок пурпурной ткани тавру.

– Зачем?

– Это ты спросишь у него сам, – Тихона стали раздражать грубые манеры предводителя тавров.

– Но-но, чужестранец! – тавр покривился от сдерживаемой злобы. – Вождю племени напеев так не отвечают. Я не верю эллинам. Чем ты можешь доказать, что этот священный знак нашего великого и мудрого басилевса не попал к тебе случайно? Может, ты его украл у кого-то…

– Хватит! – оборвал предводителя тавров Тихон и ткнул ему едва не под нос руку с золотым перстнем – его передал ему через верных купцов Окит года два назад вместе с приглашением посетить Таврику.

Это был перстень-оберег самого басилевса тавров – тщательно гравированное изображение Девы с крохотными сапфирами вместо глаз.

– Прости меня и будь дорогим гостем, – склонившись в поясном поклоне, робко пробормотал предводитель тавров, не смея посмотреть в глаза Тихону: с нарушителями своих приказаний басилевс расправлялся нещадно.

Строптивый вождь мысленно проклинал себя за свою неуемную жажду наживы и глупость, потому что стоило обладателю священного оберега только намекнуть Окиту о непочтительном отношении к своей особе, и можно было не сомневаться, что в самое ближайшее время, отведав смертоносного удара дубинкой по голове от руки жреца в Священной Роще, неосторожный строптивец отправится к праматери Деве каяться в своих грехах…

Вождь напеев был сама любезность. Рассыпаясь в похвалах басилевсу Окиту и лебезя перед Тихоном, он, как побитая собака, почти бежал впереди переводчика царя Фарнака, показывая более удобную дорогу к поселению, расположившемуся в узком скалистом ущелье. Небольшие домики из грубо тесаного камня лепились на скалах, словно ласточкины гнезда. Тыльной стороной почти каждый домик с односкатной бревенчатой крышей, засыпанной землей, примыкал к скале; кое-где дымились очаги, и густой синий дым, лениво выползая из высоких дымоходных труб, обмазанных снаружи глиной, растекался среди низкорослого кустарника вдоль обрывов.