Ветер с севера - Вилар Симона

Ролло отошел подальше и сел у воды. Он был обескуражен. Он всегда гордился тем, что знал, как ласкать женщин, как разжечь ответное желание даже в самых строптивых пленницах. У него была превосходная наставница – Снэфрид, жена. Ярлу не дано было знать, где она выучилась колдовству любовных ласк, но даже после самых красивых пленниц он неизменно возвращался к ней. Но именно благодаря Снэфрид он разучился любить, если женщина не становилась как воск в его руках. Ему нравилось одерживать победы в любовных забавах, это было как игра, как поединок, из которого он стремился всегда выходить победителем. Ролло отчасти презирал тех, кто брал женщин силой, во хмелю, а потом хвастал своими победами. Это походило на то, как навешивают на себя побольше медных украшений, отказываясь от чистого золота. Именно поэтому он не тронул поначалу эту рыжую. Кроме того, уж слишком он ее тогда ненавидел. Но сейчас… Он стремился покорить ее, заставить понять, что он сильнее ее во всем. Она вопила о своей ненависти, а ему вдруг стало любопытно, какова же она в слабости и любви? И все же он никак не ожидал, что эта рыжая бестия от страха впадет в беспамятство, едва он захочет приласкать ее…

Ролло огляделся. Что-то уж слишком долго не приходила она в себя. Он взял запястье девушки и почувствовал отзвуки ударов сердца. Они были слабы, едва заметны. Он задумчиво потер переносицу, потом вернулся к воде и, набрав пригоршню, стал брызгать в лицо Эммы. Девушка глубоко вздохнула, слегка повернула голову. Тогда он оставил ее, сел в стороне и стал разворачивать сверток с провизией. Ничего с этой девкой не случится, а им уже пора продолжать путь, и теперь самое время подкрепиться.

Эмма пришла в себя не сразу. Села. Ее мутило, свет резал глаза, голова была неподъемно-тяжелой. Но едва она увидела Ролло и вспомнила, чего он от нее добивался, вся сжалась, готовая бежать в любую минуту. Но норманн преспокойно грыз сухари, прикладываясь к меху с вином. Порой он поглядывал на нее через плечо, однако испугавшего ее выражения на его лице уже не было. Эмма перевела дух. Ролло приблизился к ней.

– Возьми, поешь. Нам предстоит долгий путь, а ты выглядишь так, словно и не отдыхала.

Девушка с трудом заставила себя проглотить пару сухарей. Она по-прежнему испытывала слабость, но тяги к еде не было. Зато вино, кислое и терпкое, пила с видимым удовольствием. Оно дало ей силы встать и идти.

Ролло, как и вчера, двигался впереди, Эмма, озираясь, следовала за ним. Она никогда прежде не подумала бы, что лес может пугать. Но эти глухие места, этот беззвучный полумрак застывшей полуденной чащи невольно вызывал в ней легкую жуть, заставляя ускорять шаги и помимо своей воли поспевать за норманном. Если бы она обнаружила тропу или какой-либо намек на жилье, она непременно постаралась бы сбежать от своего страшного проводника, но в такой глуши всегда можно нос к носу столкнуться с медведем или с вепрем-секачом, Ролло же вооружен и сумеет постоять за себя.

Лес вздымался густой стеной. Склонялись друг к другу вековечные исполины, повитые диким виноградом и отсвечивающие серебром лишайников. Были тут и приземистые дубы, и корявые вязы, стоявшие бок о бок с березами, рябинами, ясенями. Порой густую листву, как башни, пронизывали темные силуэты елей. В непроходимых зарослях кустарников вдруг вырастали мшистые, изъеденные временем скалы. Вокруг стояла душная, усыпляющая тишина. Все твари умолкли, сраженные полуденным зноем. Одна только черная ворона промелькнула меж стволов, уселась на кривом суку вяза и принялась настырно каркать.

Ролло улыбнулся. Птица Одина. Это было доброй приметой, указывало, что его бог не забыл о нем.

Порой викингу приходилось браться за меч и прорубать дорогу в зарослях. Его пленница выглядела бледной и утомленной и при малейшей заминке устало прислонялась к стволам, тяжело дыша. Он видел, как она падала, тяжело, как старуха, поднималась и, пошатываясь, брела дальше. Девушка казалась сонной, взгляд ее был бессмысленным, щеки багровели нездоровым румянцем, а когда он окликнул ее, чтобы узнать, в чем дело, очнулась и поглядела на него мгновенно расширившимися глазами. Взгляд как у дикого животного, которое вот-вот прянет в чащу. Что ж, упрямства у нее еще хватает, а значит, нечего о ней и беспокоиться.

Дорогу им преградила река.

– Сможешь плыть?

Эмма кивнула, а затем спросила:

– Долго ли еще идти?

– Пока не доберемся до Ловаля. Там уже мои владения, а в крепости – мои люди. Но идти туда, если не сможем найти хорошей дороги, долго.