Моонзунд - Пикуль Валентин

– Командира «Авроры» уже убили, – сказал он.

– Как убили?

– А так и убили. Он со своим револьвером совался по стенке, стал с рабочими драться. Ну, его и хлопнули из толпы. А за компанию с ним ранили и старшого с крейсера – Ограновича…

– Кто пойдет сообщить Непенину? – поднялся Черкасский.

– Костя, ты первоисточник. Сходи ты, – просили Житкова.

– Мне? А ты видел? Адмирал уперся, как баран в новые ворота. Замалчивание революции перед флотом может обернуться трагично для флота. И это грозит трагедией для самого Непенина…

Крутя на пальце ключик от секретного сейфа с шифрами, князь Черкасский шагнул на трап. Постоял, обдумывая:

– Ладно. Я скажу…

Непенин выслушал от князя, что командир «Авроры» убит.

– Я ж его предупреждал, чтобы с оружием поберегся.

– После драки кулаками не машут, – ответил князь. – Для нас сейчас важен факт: «Аврора» начала первой!

– Лучше бы она погибла в Цусиму, – осунулся Непенин.

– Будут у вас приказания, Адриан Иваныч?

– Нет…

Черкасский спустился в кают-компанию:

– Адмирал ослабел. Как раз момент, чтобы нажать на него. Мы за два дня выбьем из него веру в монарха, как выбивают пыль из мешка… Господа, мы, сторонники либеральной демократии, кажется, выходим на фарватер, проложенный нашими друзьями в Думе.

– Ура! – воскликнул, дурачась, Костя Житков. – Но какими глазами я буду смотреть на своих читателей?

* * *

– Мы сильно запоздали, – рассуждал Ренгартен. – Теперь события следует нагонять… Главное сейчас – сохранить флот как боевую единицу и не допустить матросов дальше тех кавычек, в которые будет заключена политика Временного правительства.

– Крах распутной системы самодержавия наступил, – подхватил князь Черкасский. – Теперь все зависит от нашей гибкости.

Федя Довконт на ладони показал виляние рыбьим хвостом.

– Это… вот так надо делать? – и фыркнул.

– Феденька, ты у нас прекрасный, но глупый инфант.

– Кавторанг, хватит чудить! – обозлился Ренгартен. – Когда ты ведешь корабль в шхерах, ты же не режешь курс напрямую через рифы и банки. Ведь ты хочешь жить… Хочешь?

– Хочу, – согласился Довконт.

– Потому ты и лавируешь между опасностей. Надо лавировать и сейчас, если не желаешь иметь свое драгоценное манто в дырках.

– Ладно. Я вам славирую. А вот как… адмирал?

– С ним у нас разговор особый, – помрачнел Черкасский.

Заговорщики вошли к Непенину в каюту – все разом.

– Адриан Иваныч, – сказал Ренгартен, благоухая духами, – известно ли вам, что вы у нас в долгу?

– Я? У вас? Какой долг?

Ему прямо в лицо грубейше втолковали, как он стал командующим Балтийским флотом и кому должен быть за это благодарен. Непенин потускнел. Разговор велся заговорщиками напористо, без жалости к монархическим сантиментам адмирала.

– Сейчас, – внушали ему, – вы должны облокотиться в своей власти на власть Временного правительства… Монарха оставьте!

– Не могу, – отбивался Непенин. – К чему вы меня принуждаете? Это бесчестно, господа… Я ведь не Родзянке нанимался служить, а царю. Ца-а-арю… понимаете вы или нет? А на что мне сдался этот хохол? Такой же дворянин, как я, только богатый, а я бедный!

Заговорщики его породили – они могут его и убрать.

– Вопрос решен! – наседали на комфлота. – Теперь выбирайте: без царя, но с флотом или с царем в голове – без флота.

– Как вам не совестно? Где же ваша присяга?

– Это все старинные благоглупости. Садитесь. Пишите.

– Чего писать? Куда писать?

– Царю в Ставку. Телеграмму. Пишите, – диктовали ему, – чтобы его величество пошел навстречу Думе, без влияния которой на события внутренние и внешние немыслимо сохранить на флоте не только боевую готовность, но и повиновение.

– Не могу… я монархист!

– Вот и хорошо, что вы не Гучков и не Милюков. Вам, как монархисту, государь скорее поверит.

Непенин написал. Сидел, держась за голову:

– Что будет? Вы о России-то хоть подумали?

– Думато, – ответили ему.

Раздался бряк в дверь – явился рассыльный матрос:

– Из аппаратной. Только что получили.

Ренгартен взял квитанцию и буквально зашатался.

– Да что вы? Читайте же…

Черкасский перехватил квитанцию из его пальцев, быстро пробежал ее глазами. Оглядев всех, князь произнес только одно слово, и оно прозвучало в тиши салона, как треск рвущейся петарды:

– Кронштадт…

* * *

Непенин радировал адмиралу Вирену – выйти с флотом, чтобы распять Кронштадт на кресте, никак не может: