Из тупика - Пикуль Валентин

— Вот уж никогда не думал, что увижу именно вас.

— По чести говоря, — прогудел в ответ Комлев, — я тоже не думал, что это будете вы. Но рабочие отзываются о вас хорошо, и я пришел.

— Какие рабочие? — спросил его Небольсин, весь настороже.

— Ну хотя бы… Песошников!

Песошников был человек серьезный, и Небольсин отчасти успокоился.

Совсем неожиданно прозвучали слова Комлева:

— У вас горе. Я слышал: невеста — говорят, красивая женщина — потопла… Немцы — народ подлый. Я вот ездил за Цып-Наволок на выметку. К прибою океана ездил. И видел: там детишек и баб к берегу до сих пор подкидывает. Я вам сочувствую. Люди, чай!

Это было сказано искренне, без натуги, и сразу расположило Небольсина к ночному гостю. Небольсин решил быть честным. И честно заговорил обо всем, что он думает. Англичане? Да, лично он против интервенции…

— Но почему я, русский, — говорил Небольсин, — должен быть унижен и осрамлен этим позорным Брестским миром? Почему я, русский, теперь с англичанами? Да хотя бы потому, что они продолжают войну с немцами… Россия на Голгофе! — закончил Небольсин в раздражении. — И вершина Голгофы — мир, подписанный в Бресте.

Комлев в потемках нащупал колено инженера, похлопал.

— Вот, — сказал, — когда мой отряд под Питером дрался, чтобы немца остановить, случилось нам идти на штурм Под деревней Яхново. Может, знаете такую?

— Нет. Не знаю.

— И не советую знать ее. Там колония для сумасшедших. Упаси вас бог знать… Стенки в доме — во такие, из камня. На окнах — решетки, как и положено. И… никак не взять!

— Чего не взять?

— Да бедлам-то этот. В нем же германцы засели. Помогли нам тогда сами психи. Просветлело у них на тот случай или как иначе — того не знаю. Но всех немцев-пулеметчиков они сами связали… Спасибо психам — взяли мы Яхново!

— Это вы к чему мне рассказываете?

— А вот к чему. Привелось мне там после боя разговор иметь с одним старичком. Сам он по себе профессор. Но не тот, который лечит, а тот, которого лечат. Однако большого ума человек. Не то чтобы псих, а так — малость закочевряжился. Его жена, язва, затюкала. Но беседовать с ним — одно удовольствие. Так вот, — заключил Комлев, вертя цигарку, — он то же говорил — ну почти как и вы. Но он-то ведь… Недаром его за решеткой держат?

От такого неожиданного поворота в разговоре Небольсин расхохотался. С хитрецой посмеивался про себя и «папаша» Комлев. И они еще долго беседовали в потемках, притираясь один к другому.

— Россия, — говорил Комлев, — да разве есть такая сила, чтобы совладать с нею? Ну да, не спорю, временно уступили немцам. Так это же — не на веки вечные. Вернем обратно. Еще прибавим!

Потом Комлев объяснил ему цель своего прихода: надо бы спасти кое-кого из Мурманска — тех, на кого Эллен зубы точит.

— А сколько их наберется у вас? — спросил Небольсин.

— Примерно с вагон.

— Вагон не иголка. Подвижной состав весь на учете.

— Учет ведете вы?

— Контора. А в конторе меня не любят. И гадят мне.

— Чего же так?

— Да потому, что контора есть контора. Какая же контора терпит живого человека? Бумага — это дело, это удобно.

— Верно, чиновники — они такие… Так как же? А?

— Ничего не выищет, — сказал Небольсин. — За мной тоже следят. Я уверен. И мне даром ничего не спустят… Ваш отряд проверяет составы?

— Проверяем. Те, что с юга на север.

— Вот! А поручик Эллен и его шайка проверяют все составы. Как туда, так и обратно. Мы здесь все полетим вверх тормашками, если вагона хватятся. Будут проверять еще тщательней!

— Оно так, — вздыхал Комлев. — Но — люди… Надо!

Небольсин догадывался, что Комлев имел в виду спасти людей, сочувствующих большевистской партии. Но он не говорил, что это большевики.

— Люди, — убеждал он. — Это ж люди, русские.

Деликатность Комлева тронула Небольсина, и он решился:

— Так: давайте ваших людей и больше не появляйтесь здесь. Все остальное я беру на себя… Вагон дам!

Он проводил Комлева до дверей тамбура, они пожали друг другу руки.

— Партия наша, — сказал Комлев, — этого не забудет.

— Рассчитаемся! — засмеялся Небольсин. — На том свете. Угольками… Кипящей смолой… И головешками с искрами…

Все что было дальше, — риск. Ни звука, ни возгласа не раздалось из вагона, где сидели люди, которых Небольсин никогда не видел. Он самолично продел проволоку в сцепление дверей, крепко запломбировал живой груз. Куском угля надписал вдоль всего вагона — наотмашь, небрежно: