Песнь о Трое - Маккалоу Колин

С первого взгляда сходство было поразительным; мы все еще были под чарами песни, и нам показалось, что Алфид из Сальмидесса вызвал тень послушать его песнь. Ахилл тоже пришел послушать! И он был из плоти и крови!

Потом я взглянул повнимательнее и понял, что это не Ахилл. Этот человек был так же высок и широк в плечах, но на много лет моложе. Его борода еще не огрубела, и цвет щетины был более темного золотого оттенка, а глаза более янтарными. И у него была пара прекрасных полных губ!

Никто из нас не знал, как долго он уже стоял там, но страдание на его лице означало, что достаточно долго, чтобы услышать по крайней мере конец песни.

Агамемнон встал и подошел к нему, протянув руку:

— Приветствую тебя, Неоптолем, сын Ахилла!

Молодой муж печально вздохнул:

— Благодарю. Я приехал помочь, но я отплыл раньше, чем… раньше, чем я узнал, что мой отец мертв. Я услышал об этом от аэда.

Одиссей присоединился к ним:

— Разве может быть лучший способ узнать ужасную новость?

Вздохнув, Неоптолем склонил голову:

— Да, песнь рассказала обо всем. Парис мертв?

Агамемнон взял обе его руки в свои:

— Да, мертв.

— Кто его убил?

— Филоктет, стрелами Геракла.

Он старался быть вежливым, заставлял свои черты сохранять бесстрастность.

— Мне очень жаль, но я не знаю ваших имен. Кто такой Филоктет?

Филоктет откликнулся:

— Я.

— Меня здесь не было, и я не мог за него отомстить, поэтому я должен поблагодарить тебя.

— Знаю, мальчик. Тебе хотелось бы сделать это самому. Но я встретил негодяя случайно — или по повелению богов. Кто знает? А теперь, раз ты нас не знаешь, позволь мне всех тебе представить. Первым тебя приветствовал наш верховный царь. Следующим был Одиссей. Остальных зовут: Нестор, Идоменей, Менелай, Диомед, Автомедонт, Менесфей, Мерион, Махаон и Еврипил.

Как же уменьшились наши ряды!

Одиссей, восторженный Автомедонт и я отвели Неоптолема к мирмидонским укреплениям. Путь был достаточно долгий, и весть о его прибытии обогнала нас. Повсюду, где мы проходили, воины высыпали из домов и приветствовали его от всего сердца, так же как когда-то приветствовали его отца. Мы обнаружили, что он был похож на Ахилла не только внешне; он принимал их исступленную радость с той же тихой улыбкой и беззаботным взмахом руки, и, как его отец, он жил сам в себе, не выплескивая свой характер на всех, с кем ему доводилось общаться. По пути мы, заполняя пробелы в песне, рассказали ему, как умер Аякс, рассказали про Антилоха и всех остальных павших. Потом мы стали рассказывать про живых.

Мирмидоняне стояли, построившись в шеренги. Ни единого приветствия не прозвучало, пока мальчик — ему не могло быть больше восемнадцати — не обратился к ним, не заговорил первым. Тогда они стали мечами плашмя бить о щиты, пока этот шум восторга не заставил нас с Одиссеем уйти. Мы побрели на другую сторону берега к нашим собственным укреплениям.

— Вот так, Диомед, все идет к концу.

— Если богам ведома жалость, я молю их, чтобы все шло к концу.

Он сдул с глаз прядку волос.

— Десять лет… Странно, что Калхант оказался прав. Интересно, что это — удачное совпадение или у него действительно был дар предвидения?

Я поежился:

— Не стоит сомневаться в жреческих способностях, это недальновидно.

— Может быть, может быть… О, отряхнуть с волос троянскую пыль! Снова плыть в открытом море! Смыть вонь этой равнины чистой соленой водой! Отправиться туда, где в воздухе нет ветра и звезды светят сами по себе, а не соревнуются с десятью тысячами костров! Очиститься!

— Я мечтаю о том же. Хотя мне тоже трудно поверить, что все почти закончилось.

— Напоследок я устрою катаклизм, который заставит ревновать Посейдона.

Я уставился на него:

— Ты придумал, как это сделать?

— Да.

— Расскажи мне!

— Раньше времени? Эх, Диомед, Диомед! Даже тебе я ничего не скажу! Но время скоро придет.

— Заходи в дом и дай мне омыть твои рубцы.

Он рассмеялся:

— Они заживут.

На следующий вечер Неоптолем ужинал с нами.

— Неоптолем, у меня есть кое-что, что я должен тебе передать, — сказал Одиссей, когда с трапезой было покончено. — Это мой тебе подарок.

Неоптолем озадаченно посмотрел на меня:

— О чем это он?

Я пожал плечами:

— Об этом не знает никто, кроме него самого.

Он вернулся, везя на колесиках огромный треножник, на котором были разложены доспехи, которые Фетида выпросила у Гефеста.