Травяной венок. Том 2 - Маккалоу Колин

Мамерк прекрасно понял, что был внезапно подвергнут минутной экзаменовке.

– Мамерк, ты женат, не так ли? – поинтересовался Сулла.

– Да, Луций Корнелий, – встрепенулся тот.

– А дети есть?

– Девочке уже четыре года.

– Привязан к своей жене?

– Нет. Она ужасная женщина.

– Думал когда-нибудь о разводе?

– Постоянно, когда я нахожусь в Риме. Вне Рима я стараюсь забыть о ней вообще.

– Как ее зовут, и из какой она семьи?

– Клавдия. Она одна из сестер Аппия Клавдия Пульхра, в настоящий момент осаждающего Нолу.

– О, не слишком-то удачный выбор, Мамерк! Это подозрительная семья.

– Подозрительная? Сам я их, честно говоря, называю странными.

Метелл Пий уже не лежал, а сидел, прямой как стрела, с широко открытыми глазами, и смотрел на Суллу.

– Моя дочь теперь вдова. Ей нет еще и двадцати. У нее двое детей – мальчик и девочка. Ты видел ее?

– Нет, – спокойно ответил Мамерк, – не думаю, что когда-либо видел.

– Я ее отец и не могу судить о ее внешности. Но мне говорили, что она мила, – и Сулла поднял свой кубок с вином.

– О да, Луций Корнелий! Совершенно восхитительна! – воскликнул Поросенок, лучась бессмысленной улыбкой.

– Это твое, то есть стороннее мнение, – Сулла заглянул в его чашу, затем резко выплеснул остатки прямо в пустое блюдо. – Игра в мяч, – провозгласил он, радостно улыбнувшись, – мне всегда везло в игре в мяч. – Его глаза пристально смотрели прямо на Мамерка. – Я ищу хорошего мужа для своей бедной дочери, поскольку ее родня со стороны мужа портит ей жизнь. У нее есть приданое в сорок талантов – это больше, чем имеет большинство девушек, – кроме того, она подтвердила свою плодовитость, имеет одного сына, еще молода, она патрицианка с обеих сторон – ее матерью была Юлилла – и у нее, я бы сказал, прекрасный характер. Я не имею в виду, что она относится к тому типу женщин, которые позволяют вытирать о себя ноги, но она ладит с большинством людей. Ее муж, молодой Квинт Помпей Руф, казалось, был совершенно без ума от нее. Итак, что ты скажешь? Заинтересовался?

– Как сказать, – осторожно заметил Мамерк, – а какого цвета у нее глаза?

– Не знаю, – ответил отец.

– Изумительно-красивые, голубые, – ответил за него Поросенок.

– Какого цвета у нее волосы?

– Рыжие, каштановые, золотисто-каштановые? Я не знаю, – снова ответил Сулла.

– Цвета послезакатного неба, – уточнил Поросенок.

– Она высока?

– Не знаю, – повторил отец.

– Она достанет тебе до кончика носа, – подсказал Поросенок.

– А какой у нее тип кожи?

– Не знаю.

– Кремово-белый цветок с шестью маленькими золотыми веснушками вокруг носа.

Оба – и Сулла и Мамерк – повернулись и внимательно посмотрели на внезапно покрасневшего и сморщившегося обитателя среднего ложа.

– Звучит так, будто именно ты хочешь жениться на ней, Квинт Цецилий? – заметил отец.

– Нет, нет, – вскричал Поросенок, – но каждый человек может видеть, Луций Корнелий. Она восхитительна.

– Тогда я, пожалуй, возьму ее, – заявил Мамерк, улыбаясь своему доброму другу Поросенку. – Мне нравится, что ты разбираешься в женщинах, Квинт Цецилий; я просто восхищен твоим вкусом. Итак, я благодарю тебя, Луций Корнелий. Предложи своей дочери обручиться со мной.

– Ее траурный срок насчитывает всего семь месяцев, так что спешить некуда, – отвечал Сулла, – пока он не закончится, она будет жить с Далматикой. Съезди и посмотри на нее, Мамерк. Я ей напишу.

Через четыре дня Сулла отправился в Брундизий с тремя чрезвычайно довольными легионами. По прибытии они нашли Лукулла, раскинувшего лагерь вокруг города, где он пас кавалерийских лошадей и армейских мулов, не имея при этом никаких забот, поскольку большая часть земли была землей Италии и стояла ранняя зима. Бушевали мокрые бури, и такая погода не располагала к длительному пребыванию в этих местах. Люди скучали и тратили слишком много времени на азартные игры. Тем не менее, когда прибыл Сулла, они успокоились, поскольку не переваривали именно Лукулла, а не Суллу. Лукулл не понимал легионеров и совершенно не считался с людьми, стоящими намного ниже его на общественной лестнице.

В календарный март Лукулл пустился в плавание в Коркиру, два его легиона и две тысячи всадников заняли все корабли в порту, которые могли найти. Таким образом, у Суллы не было иного выбора, кроме как ждать возвращения транспорта, чтобы переправиться самому. И только в начале мая, когда у него почти ничего не оставалось от его двухсот талантов золотом, – Сулла наконец пересек Адриатику со своими тремя легионами и тысячей армейских мулов.