Марш - Доктороу Эдгар Лоренс

Они стояли на станционной платформе, составив багаж у ног. Практически в чистом поле, под открытым небом. Вокзал был сожжен дотла. Поселок уничтожен, дома и лавки рухнули, превратились в кучи дымящихся обломков. В кустах белели запутавшиеся клочья хлопка. Впереди рельсы выдраны, разогреты на огне и загнуты вокруг деревьев.

Софи покачала головой и села на обломок стены. Старик стоял сгорбившись, опираясь на палку, и то и дело поворачивал голову из стороны в сторону мелкими дергаными движениями, как птица на насесте. Наверное, хочешь вернуться? — спросил он.

Ну уж нет!

Стало быть, решила не бросать меня, даже если я пойду к черту в зубы. Мне обязательно надо кое о чем поговорить с братом, пока он не помер.

Только когда солнце подбиралось к полудню, они увидели фермера на телеге, запряженной неторопливым мулом. Крестьянин ехал, поглядывая на землю — то с одной стороны телеги, то с другой. Старик поднял палку, помахал ею в воздухе.

Вы не довезете нас до Милледжвиля? — крикнул он. — Сколько возьмете?

Тысячу долларов Джеффа Дэвиса, — ответил фермер. Усмехнулся. Темный от загара, он сидел сгорбившись, кутаясь в серую армейскую шинель.

У меня есть предложение получше, — сказал мистер Томпсон. — Я дам вам федеральный двухдолларовый золотой. А как вы пристроите меня на подводу, это уж думайте сами.

Фермер съездил куда-то в поселок и вернулся с роскошным мягким креслом. Правда, обивка кресла была местами порвана и по краям выпачкана — может быть, даже в крови. С помощью Софи фермер, взяв старика под локти, поднял на телегу, где тот уселся в кресло. Софи, загрузив в телегу багаж, с трудом забралась сама и села на боковую скамеечку.

Вообще-то мы никогда не ладили — мистер знаменитый председатель суда Гораций Томпсон и я, — сказал старик. — Об этом мне есть что порассказать.

Не сомневаюсь.

Какие уж тут сомнения. Он всегда был атеистом — ты знаешь, что такое атеист?

Кто не верит в загробную жизнь?

Правильно. И хулит имя Господа нашего Иисуса Христа.

Вдоль дороги лежало множество убитых лошадей и коров, и вонь от этого стояла невыносимая. На солнце трупы раздуло, их животы полопались. Софи поймала летевший по воздуху клочок хлопка, вынула из сумки флакон одеколона, плеснула им на хлопковый комочек и подала старику.

Где ты это взяла? — нахмурился он.

В секретере у хозяйки.

Стащила, что ли?

Она вздохнула. Я в ее комнате все оставила как было. Все на местах, все как при ней. Если хотите вонищу нюхать, пожалуйста, мне все равно.

Ладно, ладно, — сдался он, уткнувшись носом в хлопковый комок.

И не надо понапрасну мне такие слова говорить!

Да ладно, — повторил он.

Упрямо и неспешно, нагнув голову, плетется мул. Попадающиеся по дороге несгоревшие дома разграблены, стоят с выбитыми окнами, двери сорваны с петель. Надворные постройки по большей части опрокинуты, лежат, как распавшиеся карточные домики. Пустые амбары, несобранная фуражная солома на полях. Иногда они катили мимо солдат, те сидели на обочине и даже не удостаивали проезжих взглядом. Потом за ними увязался какой-то тип, просил еды. Уйдите, сэр! — сердито замахал на него тростью мистер Томпсон. — Прочь! Прочь! В полях виднелись коленопреклоненные фигуры — люди собирали с земли зернышки и початки. Но много ли так соберешь? А бывало, что колесо подскакивало, наткнувшись на мертвую собаку — похоже, всех собак в округе поубивали выстрелом в голову.

Софи видела, как один солдат выковыривает зерна овса из кучки конского навоза.

Мост через реку Окони был разрушен, на паром стояла очередь. Позади лежали вытоптанные поля, где северяне некоторое время стояли лагерем. Впереди за рекой разрушенная столица штата. Над сгоревшими зданиями — завитки дыма.

Да почему же так долго?! — Старик Томпсон встал со своего кресла и, обращаясь к тем, кто приехал на подводах, стоящих впереди, крикнул: Вам-то что здесь надо? — Никак он не мог смириться с задержкой. Ему нужно многое сказать Горацию, прежде чем того приберет дьявол!

Не волнуйтесь, — сказала старику Софи. — Так вы только зря себя утомляете.

Что ж, она права. Он вновь уселся, закрыл глаза и, чтобы успокоиться, стал читать молитву. Сидел и с закрытыми глазами вдыхал запах убитой страны.

Софи, — сказал он неожиданно, — я что, фараон?

Она покачала головой. Вечно с ним так: никогда не знаешь, что вдруг сказанет. Вы — это просто вы сами, — сказала она.