Марш - Доктороу Эдгар Лоренс

Эмили замешкалась, поставленная его речами в тупик. Она почти ни слова не поняла. Или у нее что-то со слухом?

Она вошла в свою комнату, закрыла дверь, разделась и впервые за много ночей улеглась в мягкую постель. Но сон не шел. Какое там! Никогда прежде не встречала она мужчину, чьи мысли так поражали бы ее. Ведь она же образованная женщина! Разве не присуждали ей первые премии по литературе и французскому в подготовительном колледже Святой Марии для девушек-англиканок! На обедах, которые давал ее отец, после смерти матери она выступала за хозяйку. За их столом собирались выдающиеся юристы. Она прекрасно справлялась с ведением беседы, при том что разговоры частенько носили вполне философический характер. А этот доктор вызывает в ее сознании картины иного мира — мира, который она может наблюдать лишь издали, будто он то исчезает, то появляется в разрывах бегущих облаков.

Она лежала, вглядываясь в темноту. Постель была холодна. Одеяла не грели; она дрожала. И запах у этих одеял какой-то неприятный! Во время войны мужчины в форме занимают любой дом без зазрения совести. Она ведь и сама пострадала от такого вторжения, не правда ли? Но когда так поступает женщина, это странно. Старая дама, должно быть, просто приняла меня за шлюху, — подумала Эмили. Я на ее месте предположила бы то же самое. Я опозорила себя. А ведь раньше я никому и никогда не давала повода усомниться в моей порядочности.

Она села в постели. Что бы сказал об этом отец? Накатила холодная волна страха, проникла внутрь, скрутила там все тошнотой. Что на нее нашло, что за одержимость такая? Предпочесть эти скитания нормальной жизни! В тот момент она действительно испугалась, ее трясло, на глаза наворачивались слезы. Она вновь легла и натянула одеяло до подбородка. Утром надо будет как-то выпутываться, искать дорогу домой. Да, именно так она и должна поступить. Не место ей ни здесь, ни где-либо еще; только домой!

Проявив твердость, она сразу успокоилась. И стала думать о мужчине за стенкой. Слушала. Спит он или не спит? А то можно подумать, ему и вовсе сон не требуется! Однако от Сарториуса не доносилось ни звука. И света в его комнате не было, иначе она в окно видела бы отблеск, а так — нет, лишь темная тень какого-то исполинского дерева.

Сбреде добыл для нее верховую лошадь; теперь на марше они ехали рядом. Солнце взошло, когда проезжали лес высоченных сосен, прямых как мачты и зеленеющих лишь у самых вершин. У Эмили возникло такое чувство, будто это какое-то святилище; лошади и мулы ступали неслышно и даже скрип тележных колес доносился глухо — так мягок был слой бурой сосновой хвои на лесной почве. При свете дня в лесу по обе стороны от них она заметила движение — это перемещалось охраняющее их подразделение пехоты; солдаты мелькали среди деревьев, появлялись и сразу исчезали, словно старались им не мешать.

Во время долгого мирного продвижения по сосновому лесу ее вдруг осенило: есть! есть повод восхищаться мужчинами! Ведь как эти солдаты-северяне далеко от дома, от семьи! Но все равно упорствуют, идут и идут, как будто их дом — весь мир, вся планета. Тут до нее дошло, что Сбреде что-то говорит, и то ли она его слова воспринимает как собственные мысли, то ли ее мысли для него — открытая книга.

Признаться, мне уже не кажется странным жить по-походному, без привязки к какому-либо жилищу, просыпаться каждое утро в новом месте, — говорил он. — Куда-то идти, становиться лагерем и опять идти. Встречая сопротивление у какой-нибудь реки или деревни, сражаться. Потом хоронить погибших и снова двигаться вперед.

Весь свой мир вы носите с собой, — отозвалась Эмили.

Да, у нас есть все, что составляет суть цивилизации, — подтвердил Сбреде. — У нас есть инженеры, квартирмейстеры, интенданты, повара, музыканты, врачи, плотники, прислуга и пушки. Впечатляет, правда?

Не знаю, что и думать. Эта война отняла у меня все. И символ постоянства теперь видится мне не в городских фундаментальных строениях, а в том, что не имеет корней, что странствует как перекати-поле. В том, что течет. Весь мир текуч.

Что ж, пожалуй, текучесть в нем и впрямь преобладает, — подтвердил Сбреде.

Да! Да!

Но, отдавшись потоку, ты в безопасности.

Да, — прошептала Эмили, тут же почувствовав, что этим она открылась ему, выдала о себе нечто интимное, страшно секретное.

А вдруг мы всего лишь часть какой-то иной, нечеловеческой формы жизни? Представьте себе гигантское членистое тело, движущееся посредством сокращений и растяжений со скоростью двенадцати или пятнадцати миль в день, этакое чудовище с сотней тысяч ног. Оно полое внутри, имеет щупальца, усики, которыми исследует дороги и мосты, перед тем как ступить на них. Такими усиками служат ему всадники на лошадях. И оно пожирает все на своем пути. Армия — это огромный организм, управляемый крохотным мозгом. В качестве которого выступает генерал Шерман; правда, я лично не имею чести быть с ним знакомым.