Травяной венок. Том 2 - Маккалоу Колин

Публий Рутилий, для меня, мало вкусившего семейной жизни – и в детстве, и потом – сын был существом бесконечно дорогим. С первого момента, когда я увидел его, смеющегося голого малыша в детской, я полюбил его всем сердцем. В общении он был для меня самим совершенством. Что бы я ни делал, для него это казалось чудом. Во время моего путешествия на Восток, он в полной мере проявил свой энтузиазм и интерес. Здесь не имело значения то, что он не мог дать мне совет или выразить мнение, которое я мог бы услышать от взрослого человека моего возраста. Но он всегда понимал меня. Он был близок мне по духу. А потом он умер. Так внезапно, так неожиданно! Если бы только было время, говорил я себе, если бы я только мог подготовиться… Но как может отец подготовиться к смерти сына?

С тех пор как он умер, старый мой друг, жизнь для меня стала серой. Мне кажется безразличным все, чем я занимаюсь. Прошел уже почти год, и я в какой-то степени, думается, научился смиряться с его отсутствием. Но целиком я не смогу справиться с этим никогда. Я потерял часть своей внутренней сути, там возникла пустота, которая никогда не сможет быть заполнена. Я совершенно не могу, например, говорить о нем с кем бы то ни было. Я скрываю его имя, как будто его никогда не существовало. Потому что боль слишком велика и непереносима. Когда я пишу о нем сейчас, я плану.

Но я даже не собирался писать о моем мальчике. Я взялся за перо, чтобы описать этот несносный обед! Однако мысли о сыне (хотя, признаюсь, они не покидают меня никогда) были вызваны тем, что она там была. Маленькая Цецилия Метелла Далматика, жена Скавра. Полагаю, что ей сейчас лет двадцать восемь или около того. Она вышла за Скавра в семнадцать лет – в начале того года, когда мы разбили кимвров, как мне помнится. У нее сейчас дочь десяти лет и сын примерно пяти лет. Оба без тени сомнения дети Скавра, поскольку я видел этих бедняжек – они так же некрасивы, как вид на одну из ферм Катона Цензора. Скавр уже говорил, что собирается отдать дочь за большого друга Сцеволы Авгура, Мания Ацилия Глабриона. Хотя они были консуларами уже достаточно давно, чтобы избегать возможности запятнать себя связью с homo novus, думаю, главной приманкой здесь является не их родословная. Скорее всего это семейное богатство, почти утерянное Сервилиями Цепионами. Но мне безразличны Ацилии Глабрионы, даже если прадедушка этого Мания Ацилия Глабриона был на стороне Гая Гракха. Как и остальные сторонники Гая Гракха, он умер за это! Ну ладно, хватит сплетен, не так ли? Или тебе недостаточно? Ламия тебя тогда побери!

Красивая женщина, эта Далматика. Как она околдовала меня, когда в первый раз я стал добиваться звания претора! Ты помнишь? С удивлением я осознал, что это было почти десять лет назад. Я разменял пятый десяток, Публий Рутилий, и не стал ближе к консульскому посту, как мне кажется, чем был в дни Субуры. Было искушение поразмышлять, что сделал с нею Скавр в результате всего этого идиотизма, имевшего место девять лет назад. Но она хорошо все скрывает. Единственное, чего я дождался от нее, когда мы встретились, холодного приветствия и такой же холодной улыбки. Она избегала смотреть мне в глаза. Я не осуждаю ее за это. Она была напугана тем, что Скавр может посчитать ее поведение постыдным и поступала соответственно. Разумеется, он не смог бы высказать ей ничего, кроме одобрения, потому что, сразу же, едва поздоровавшись, она села на свое место спиной ко мне и ни разу не обернулась. Чего я не могу сказать о нашей дражайшей Аврелии, которая довела нас до головокружения тем, как она вертелась и крутилась. Она снова счастлива, потому что Гай Юлий вскоре отправляется в новую экспедицию. Его будет сопровождать брат, Секст Юлий, с заданием найти для Рима кавалерию в Африке и в глубине Галлии.

Я не злой человек, хотя и пользуюсь такой репутацией – и в большой степени заслуженно. Мы оба знаем эту женщину очень хорошо, и я не могу тебе сообщить о ней ничего, что могло бы тебя удивить. Несомненно, между нею и ее супругом существует любовь, но эту любовь нельзя назвать ни счастливой, ни спокойной. Он стесняет ее свободу, а она негодует. Узнав о том, что он снова уезжает, по крайней мере, на несколько месяцев, она в тот вечер была оживлена, смешлива, находилась в приподнятом настроении. Это не ускользнуло от внимания Гая Юлия, моего соседа по пиршественному ложу! Потому что, если Аврелия оживилась, все мужчины приходят в состояние оцепенения. Елена Троянская в подметки ей не годится. Вообрази себе главу сената, ведущего себя, как глупый подросток! О Сцеволе и даже о Гае Марии нечего и говорить. Таким уж воздействием она обладает. Среди других женщин не было дурнушек, некоторые были просто красивы. Но даже Юлия и Далматика не могли бы состязаться с ней – факт, который Гай Юлий сразу же отметил. Могу предсказать, что когда они возвратятся домой, будет еще один скандал.