Делатель королей - Вилар Симона

– Изабель, но ведь я…

– Ты хочешь меня уверить, что готова продолжать жить с такой тайной на душе?

– Нет, но ведь она давала мне силы!

– Ах, оставь… Поверь, если бы ты сразу покаялась и очистила душу, все это давно отошло бы в прошлое, мир и благодать снизошли бы на тебя, а смута и тоска развеялись бы, как наваждение.

– Но ведь это любовь!

– Это блуд, а не любовь. Любовь двоих освящается узами брака, она несет с собою радость материнства. Ты же тоскуешь по объятиям и ласкам своего рыцаря, что само по себе грешно…

– Нет, Изабель. Ты не права. Мне было бы довольно знать, что он жив, здоров и весел. Уверяю тебя, этого достаточно.

– Не уговаривай себя. Я отлично вижу, как ты измучена, как мечешься, не находя себе места. Ты покинула супруга, потому что не раскаялась в содеянном. Достаточно было бы твоего желания, чтобы у вас с принцем все пошло на лад. Как говорится, similia similibis curantur^[12]. Отец выбрал тебе красивого, родовитого и любящего супруга, и если бы ты старалась – стала бы счастливой.

Герцогиня сидела в высоком кресле напротив сестры, горделиво выпрямившись и расправив широкие складки парчового платья, чтобы скрыть живот. Ее слова лились уверенно и властно, и она видела, как все ниже склоняется голова Анны. Казалось, это придает речи Изабеллы еще больше жара и убедительности.

– Я хочу также, моя дорогая, чтобы ты хоть на миг забыла о себе и подумала о величии своего рода, о своем нынешнем положении. Ты не простая деревенская девчонка, которая бездумно предается животной похоти. Ты принцесса! Ты выше прочих смертных. И я была бы плохой сестрой, если бы не напомнила тебе о том, что члены королевской семьи должны питать к себе уважение. Ты поднялась на вершину, и все остальное должно отступить. Принцесса Уэльская должна жить интересами королевства, обретая в этом удовлетворение и покой. Что рядом с этим какой-то мелкий вассал, которого, кстати, отправила в отставку Лиззи Грэй, дабы самой стать на время королевой. Думаю, моя сестра не глупее этой захудалой дворяночки и достойна того удела, что ей предначертан!

Руки Анны бессильно перебирали рельеф подлокотников. Голова поникла, а по щеке пробиралась одинокая слеза.

– Видимо, ты права, Изабелла, и я лишь попусту извожу себя. Ты говоришь то же, что и отец. Выходит, я слишком глупа, если думала иначе.

– Нет, дитя, нет, Анна, – ласково сказала герцогиня. – Просто ты надолго оторвалась от семьи и совсем запуталась. Обещай мне, нет, поклянись, что забудешь этого человека, что снова обретешь чистоту и благоразумие, станешь образцом для подражания для всех дам Англии!

Эти последние слова окончательно сломили Анну. Тяжесть долга угнетала и давила ее. «Это ошибка, что я оказалась принцессой. Эта ноша не для меня». Внезапно она вспомнила пощечину отца. «Так или иначе, но он хочет того же, что и Изабелла».

Она выпрямилась и проговорила внезапно севшим голосом:

– Видит Бог, сестра, ты права. И я сделаю все, чтобы забыть Филипа Майсгрейва. Я исповедуюсь и не стану больше мечтать о встрече с ним. Возможно, все это было зря с самого начала. Какого бы ты ни была мнения об этом человеке, он сказал мне то же, что и ты. Я действительно запуталась. Надеюсь, мне все-таки удастся стать любящей и верной супругой Эдуарду Ланкастеру.

Изабелла склонилась и коснулась губами лба сестры.

– Да будет Господь милостив к тебе. – Она улыбнулась. – Я велю прибрать здесь, и мы сыграем в шахматы. Думаю, тебе стоит заночевать в Савое. Я не хочу оставлять тебя сегодня одну. Сатана на своих мягких лапах кружит близ души моей принцессы.

Она вновь была и ласкова, и любезна, но Анна чувствовала себя раздавленной и несчастной. Больше всего ей сейчас хотелось выплакаться. Она своими руками разрушила надежду, которая питала ее все это время.

В покое суетились слуги, унося приборы. Вскоре появился шахматный столик с замысловато перекрещенными ножками и разделенной на поля столешницей слоновой кости и черного дерева. Фигуры, вырезанные из горного хрусталя и драгоценного черного коралла, были до смешного точны в деталях – все эти короли, королевы, рыцари, лучники и прочие.

Когда сестры остались наедине, Анна послушно приняла предложенную партию. Изабелла понимала, что творится в сердце принцессы, но полагала, что игра хоть немного отвлечет ее. Она твердо решила исполнить свой долг, убедив сестру в противоестественности чувств к Филипу Майсгрейву и приведя ее к послушанию. Если это удастся, при малейших признаках своеволия станет возможным принуждать Анну действовать по-своему: пугая ее призраком прошлого.