Иисус. Дорога в Кану - Райс Энн

Я подошел к Молчаливой Ханне и отдал ей пергамент. Все свои слова я подкреплял жестами.

— От меня Авигее. От меня. Ты отдашь это ей.

Она замотала головой. Пришла в ужас.

Я зловещим жестом изобразил мрачного Шемайю. Указал на свои глаза.

— Он не сможет это прочесть. Видишь? Смотри, какие маленькие буквы! Ты отдашь это Авигее!

Она поднялась и поспешно выбежала.

Проходили часы. Молчаливая Ханна не возвращалась.

Однако всех нас вырвали из полудремы крики с улицы. Мы выскочили из дома и обнаружили, что сигнальные огни только что передали новость: мир в Кесарии.

Понтий Пилат отправил приказ в Иерусалим вынести оскорбительные знамена из Святого города.

Вскоре улица была освещена так же ярко, как в ту ночь, когда уходили мужчины. Люди выпивали, танцевали, пожимали друг другу руки. Хотя никто не знал подробностей и никто не ожидал их узнать. Огни сообщали, что люди возвращаются по домам.

В доме Шемайи не было признаков жизни, даже свет лампы не пробивался под дверью, даже окно не хлопнуло.

Мои тетушки воспользовались всеобщим ликованием, чтобы постучаться в его дверь.

Ничего из этого не вышло.

— Молись, чтобы Молчаливая Ханна спала рядом с ней, — сказала моя мать.

Рабби позвал нас в синагогу возблагодарить Господа за мир.

Однако никто не мог успокоиться до следующего дня, когда в Назарет вернулся Иасон и еще несколько человек, нанявшие лошадей.

После работы мы побросали свои котомки, накормили животных и отправились в синагогу, чтобы помолиться и послушать рассказ о том, что произошло.

Как и в предыдущий раз, толпа оказалась слишком велика для синагоги. Люди зажигали факелы и лампы на улице. Небо быстро темнело.

Я заметил в толпе Иасона, которого распирало от волнения, он изо всех сил махал своему дяде. Но его умоляли задержаться и рассказать историю всей деревне.

Наконец из синагоги вытащили скамьи, установили на склоне холма, и вскоре примерно полторы тысячи мужчин и женщин собрались под открытым небом, зажигая факел от факела, пока Иасон пробирался на почетное место в сопровождении товарищей.

Я нигде не видел Молчаливой Ханны. Шемайи, разумеется, здесь тоже не было, и, конечно, не было видно Авигеи. Но потом стало трудно что-либо разглядеть.

Люди обнимались, пожимали друг другу руки, целовались, танцевали. Дети были вне себя от восторга. А Иаков плакал. Мои братья привели Иосифа и Алфея. Некоторые старики тоже появились с опозданием.

Иасон ждал. Он стоял на скамье, обнимая товарища, и только когда факелы разгорелись, ярко освещая их обоих, я увидел, что это внук Хананеля Рувим.

Моя мама тоже узнала его, и мы шепотом передавали друг другу эту весть, стоя рядом в толпе.

Я не рассказывал им о том, что сообщил мне Хананель. Я даже не спросил рабби, почему он не предупредил меня, что внук Хананеля однажды сватался к Авигее.

Однако все знали, как старик целых два года горевал о своем потерянном внуке, который отправился за границу, и вскоре имя Рувима бар Даниэль бар Хананеля произносили шепотом повсеместно.

Это был красивый человек, облаченный в льняные одежды, с ухоженной бородкой и умащенными волосами, как у Иасона, хотя оба они основательно пропылились после долгого тяжелого пути, но, кажется, это их не беспокоило.

Наконец уже целое селение кричало, требуя, чтобы они все рассказали.

— Шесть дней, — провозгласил Иасон, вскинув пальцы, чтобы мы могли сосчитать. — Шесть дней мы стояли перед дворцом правителя и требовали, чтобы он убрал свои бесстыдные и богохульные изваяния из нашего Святого города.

Восторженные и одобрительные крики слились в негромкий гул.

— «О, но это же оскорбит нашего великого Тиберия», — сказал нам тот человек, — кричал Иасон. — А мы ему: «Раньше он всегда уважал наши законы». Представьте, изо дня в день мы были тверды, и все больше и больше мужчин и женщин приходило, чтобы присоединиться к нам. Представьте, сколько народу было в Кесарии! Во дворец правителя входили и выходили люди, относили наши прошения, и посланцев не успевали прогнать, как они возвращались и подавали прошения снова и снова, пока наконец правитель не был сыт ими по горло.

И все это время продолжали прибывать солдаты, они стояли на посту у всех ворот, у каждой двери и вдоль стен, которыми обнесен мощеный двор перед судейским местом.

Толпа взревела, не успел он договорить, однако Иасон жестом велел замолчать.