Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович

От него пахнуло вином, чуть-чуть крепким мужским потом, но сам викинг выглядел чистым, как речная рыба.

– Ты тоже выглядишь диким и непокорным, – ответила Ольха и увидела, что ее ответ польстил викингу. Мужчины падки на сладкие слова больше, чем женщины. – Но ты тоже здесь.

– Я проездом, – отмахнулся викинг. – Еду в Царьград. Наймусь в охрану императора. Или пойду на войну. Империя всегда где-нибудь воюет… А что делаешь ты?

– Я – добыча, – ответила Ольха.

Его глаза сразу посерьезнели. Он отнял рог от красных, красиво изогнутых губ.

– Как это?

– Меня взяли в плен. Я княгиня Древлянская.

Он изучал ее несколько мгновений. Спросил серьезно:

– И что собираются с тобой делать? Казнить?

Она невольно вздрогнула. Ее плечи передернулись, словно по палате пронесся порыв зимнего ветра.

– Хуже. Насильно отдать кому-то из бояр в жены…

Он смотрел непонимающе. Потом глаза блеснули гневом.

– Вот как… Но это подло! Лучше убить.

– Ты понимаешь меня, – прошептала она с благодарностью.

– Еще бы! Моя сестра Хильда… – Голос его прервался, будто за горло внезапно ухватила огромная мускулистая рука. Быстро огляделся по сторонам. – Меня зовут Сфенел. Если доверишься мне, мы можем попытаться бежать.

– И ты?

– Я все равно завтра покидаю Киев. Моя дорога лежит прямо на юго-восток. К Царьграду. Жизнь наша будет полна подвигов, как лес муравьев! Мы с тобой отправимся в далекий путь на драккаре с длинными веслами. Но если хочешь, можем расстаться прямо за городскими воротами. Или дальше, как пожелаешь.

Она ощутила такой приступ острой надежды, что пошатнулась, умоляюще прижала к груди руки.

– Да-да, хочу! Вырви меня из этого ужасного места! Но… это же опасно. Если нас схватят, тебя могут убить!

Он беспечно рассмеялся:

– Викинг рождается для битв и славной гибели. А какая гибель может быть прекрасней и угодней нашим свирепым богам, как не за красивую женщину?

– За женщину…

Он поправился, почувствовав тревогу в ее словах:

– Защищая женщину! Как брат. Любая женщина пусть видит во мне брата, старик – сына, а ребенок – отца. Так завещали нам боги.

Она уцепилась за него так, будто уже висела над пропастью.

– Я пойду с тобой!

Сфенел, беспечно разговаривая и слегка обнимая ее за талию, вывел в коридор, дальше неожиданно увлек в небольшую комнатку, запыленную и пустую. Он покачивался, улыбка была широкая и глупая, но глаза оставались трезвыми. Ольха чуть побаивалась, не ведет ли витязя собственная похоть, но викинг, похоже, в самом деле любовным потехам предпочитал звон мечей.

Он подбежал к окну, ухватился за железную решетку. Ольха со страхом и восхищением смотрела, как вздулись чудовищные мышцы, затрещали. Нет, затрещало железо, выползая из деревянных гнезд!

Сфенел осторожно положил решетку на пол, стараясь не звякнуть, выглянул.

– Ты сможешь вылезть за мной?

– Конечно.

– А я не знаю, но попробую.

Он на миг выскользнул в коридор, вернулся с огромным боевым топором. Ольха помогла приладить его в ременной петле за плечами, затем Сфенел, обдирая плечи, протиснулся в окошко, поизвивался, цепляясь на внешней стороне, исчез. Ольха поспешно полезла следом.

Сфенел висел на одной руке, ногами нащупывал опору на гладко отесанных бревнах. Лицо его было злое, трезвое, а глаза грозно блестели. Голос был тихим:

– Нам нужно опуститься побыстрей. Могут поднять тревогу.

Ольха заспешила вниз с такой скоростью, что викинг только ахнул, начал быстрее переползать с бревна на бревно. С высоты в два человеческих роста прыгнул, но Ольху не догнал, она уже стояла на земле.

– Надо пробраться к коновязи, – предложила она. – Там сейчас никого нет.

На его лице было смущение. Она спросила встревоженно:

– Что-то не так?

– Викинги не умеют ездить на конях, – признался он неохотно. – Мы – морской народ. Я научусь в Царьграде.

– Эх… а как же ты думаешь туда добраться?

– На кораблях, – удивился он. – Как же иначе? На кораблях нам нет равных. Как и в сражениях на суше… Там у причала сотни судов. Больших и малых, боевых и торговых. Есть даже наши драккары. Надо пробраться туда, а там я тебе покажу, что такое настоящий викинг в бою!

Их догнали, когда они прокрались через княжеский двор и выскочили за ворота. Сфенел был слишком заметен, ему кричали приветственно, на него указывали – викинг был в самом деле сказочно красив, о таких поют кощунники и грезят девки.

Вдогонку с криками выбежало с десяток дружинников. Сфенел хотел было остановиться и драться. Ольха вскрикнула:

– А Царьград?

Сфенел выругался, побежал, держа ее за руку. Они миновали три улицы, от них шарахались, прыгали с дороги, у Ольхи затеплилась надежда уйти из ненавистного города, впереди уже показались раскрытые ворота, когда впереди раздался конский топот.

В сотне шагов на перекресток выметнулись конники, не меньше двух десятков. Трое ринулись вперед, сзади крикнули, все выстроились в две линии, перегораживая улицу.

Ольха оглянулась. Сзади с мечами и топорами придвигались дружинники. Они прикрывались огромными щитами. Ольха такие видела впервые, надвигались сплошной стеной.

Сфенел со страшным криком потащил из-за спины топор. Лицо его озарилось свирепой радостью. Не глядя на Ольху, сказал сдавленно:

– Прощай, любимая!.. Я не сумел защитить сестру… Может быть, боги простят меня, если умру, защищая тебя.

Он оглянулся, смерил взглядом расстояние до конников. У тех в руках появились копья и боевые топоры. Когда стена щитов приблизилась на десяток шагов, Сфенел с криком прыгнул вперед.

Ольха не ожидала, что огромный викинг, который должен быть грузным, может прыгнуть так далеко. Не ожидали и воины со щитами. Сфенел в прыжке обрушил страшный удар огромного топора, раздался треск, дружинник упал, а Сфенел с диким криком начал рубить направо и налево. Двигался он легко и быстро, как барс, но после каждого удара щит разлетался вдрызг, а воин за ним падал весь в крови.

– Один! – вскрикнул он страшно. – Один!

Ольха со страхом поняла, что Сфенел призывает Одина, верховного бога викингов, который с небес зрит на лучших воинов и отбирает героев себе в дружину.

Боясь опоздать, она бросилась вперед, увернулась от залитой кровью секиры, выхватила из руки павшего дружинника меч. Меч был странный – кривой, с утяжеленным на конце лезвием, но легкий, из синеватого булата.

Она загородила дорогу дружиннику, что пытался прокрасться к Сфенелу сбоку, парировала его удар. Его глаза расширились.

– Баба…

Она быстро и с силой нанесла удар под ухо, под край шлема.

– Женщина, дурак.

Лезвие рассекло череп, кровь брызнула горячей струей. Она снова вскинула меч, уже залитый кровью. Сфенел увидел, несмотря на жаркую схватку – отбивался сразу от троих, – закричал счастливо:

– Валькирия!.. Один, благодарю тебя!

Тремя страшными ударами поверг на землю троих, а Ольха отрубила руку одному, а второму сшибла шлем. Держась за лоб, он поспешно отступил. Сфенел захохотал, высоко запрокидывая голову. Он был очень красив, той мужественной красотой, что нравится женщинам, а у мужчин не вызывает злобы. Забрызганный кровью, разрумянившийся от схватки, он казался совсем юным, почти ребенком.

Дружинники отступили, растерянно и зло посматривая друг на друга. На улице осталось полдюжины трупов, а раненые с криками и стонами отползали к стенам.

Сзади всадники не двигались, запирали выход из города. Спереди посовещались, наконец ринулись разом. Это были опытные воины, стыд придавал силы.

Сфенел рубился страшно, но щит у него был мал, закрывал не больше половины груди. Когда изрубили в щепки, он отшвырнул и сражался уже с одним топором. Он был в крови, но теперь Ольха с болью видела, что это льется и его кровь. Он был ранен в плечо, в ноги, трижды в грудь, а кто-то еще и метнул копье в спину.

Ольха жалобно закричала, а когда побелевший Сфенел повернулся, голова руса уже покатилась от ее меча, а Ольха скрестила окровавленный меч с двумя другими. Их уже окружили, пробравшись под стенами.

– Последний бой! – вскрикнул Сфенел страшным голосом. – Один!

– Перун! – закричала она звонким чистым голосом. – Не дай мне остаться живой!

Они встали спина к спине и встретили яростный натиск. Сфенел хрипел, со лба срывались крупные капли пота. Внезапно изо рта пошла пена, он затрясся, в него словно вселился бог войны. Мышцы вздулись и стали толстыми, как сытые удавы. Грудь раздвинулась, он стал выше ростом, вид у него был настолько ужасен, что дружинники в страхе попятились, а иные и побежали.

– Берсерк!

– Хлопцы, это берсерк!

Сфенел с ревом рванул остатки звериной шкуры, отшвырнул. Грудь и весь торс были залиты алой кровью. Кровь струилась из множества ран, но глаза Сфенела горели такой яростной жизнью, какой не было в глазах дружинников.