Сильные мира сего - Дрюон Морис

«Эх, не так я прожил свою жизнь! В сущности, мне следовало быть премьер-министром! Впрочем, нет. Министры приходят и уходят. Я куда сильнее, чем они».

Рыдания, донесшиеся из спальни баронессы, прервали полет его честолюбивых мыслей.

– Что случилось? Что там еще такое? – нетерпеливо закричал Ноэль, и его громкий голос разом нарушил тишину замершего дома.

Тут же, спохватившись, он добавил:

– Ах да! Прости меня, Адель. Но ведь я работаю для всех вас.

Каждое утро между девятью и десятью часами Люлю Моблан, если только он не слишком напивался накануне, являлся на Неаполитанскую улицу в высоком котелке и с легкой тросточкой в руках.

Сильвена Дюаль, лежа в постели в ночной кофте из розового шелка, со спутанными рыжими волосами, встречала его неизменной фразой:

– Меня опять тошнило.

– Чудесно, чудесно. Я очень рад! – восклицал Люлю.

Он потирал ладонью жилет, и кривая улыбка обнажала его зубы с одной стороны. Затем, словно это могло разом прекратить ее страдания, он добавлял:

– Я сдержу, непременно сдержу свое обещание.

Между тем Сильвена была бесплодна. И не переставала горевать об этом.

После памятного вечера в «Карнавале» она отдавалась каждому встречному; актеры, которые знали ее по театру, лицеисты, охотившиеся за автографами, – все, не исключая толстого венгра-скрипача, пользовались мимолетной благосклонностью Сильвены. Однажды ночью ее увез в своем автомобиле профессор Лартуа. А когда драматург Эдуард Вильнер, который раздел актрису через двадцать минут после того, как они познакомились, вздумал было предаться утонченным любовным утехам, она решительно запротестовала:

– Нет, нет! Только без фокусов!

Но все эти похождения лишь развивали в ней чувственность, доходившую теперь до нимфомании, но главной своей цели она так и не достигла.

Сильвена даже ездила тайком в Нантер, чтобы приложиться к большому пальцу ноги статуи святого Петра: по слухам, это исцеляло от бесплодия.

В конце концов все гинекологи, к которым она обращалась за советом, категорически заявили, что у нее никогда не будет детей.

Неосмотрительно солгав Люлю, Сильвена вынуждена была теперь продолжать игру. Она ловко пользовалась мнимой беременностью для внезапных «причуд»: то ей хотелось получить брошь, то кольцо, то – среди лета – норковую пелерину.

«Уж этого он у меня не отберет, – думала она, – но, боже мой, что будет в тот день, когда обман обнаружится!»

У Люлю Моблана признаки беременности Сильвены не вызывали никаких подозрений. Одно только удивляло его: почему у нее совсем не меняется фигура.

– О, в нашей семье так бывало у всех женщин, – отвечала она. – Мама была уже на пятом месяце, а никто и не подозревал, что она в положении.

Окончательно уверившись, что он совершенно нормальный мужчина, Люлю решил действовать так, как действует большинство мужчин: когда их постоянные любовницы ждут ребенка, они заводят связь на стороне. Он нашел себе другую даму – очень милую, очень благоразумную, обитавшую где-то возле парка Монсури. Расставаясь с Сильвеной, Моблан навещал свою новую пассию в половине одиннадцатого утра; немного пощекотав ее накрахмаленной манжеткой, он оставлял на столике возле кровати сложенную кредитку. Люлю не придавал этому знакомству серьезного значения, речь шла скорее о мужском достоинстве.

Но когда Сильвена узнала о похождениях Моблана, то закатила ему ужасную сцену; рыдая, она вопила, что это неслыханный, невероятный случай.

Он кое-как успокоил ее, подарив дорожный несессер с позолоченными пробками на флаконах. Получив подарок, Сильвена, недолго думая, решила найти ему применение и уговорила Люлю повезти ее в Довиль.

Люлю ненавидел все, что было связано с деревней, курортами, приморскими городами, минеральными водами. В августе, как и в декабре, он неизменно тяготел к Большим бульварам, своему клубу, кабачкам. За последние десять лет он не выезжал дальше Сен-Жермен-ан-Ле, и то лишь на один день. Но он считал себя обязанным заботиться о здоровье Сильвены!

– Перемена климата пойдет на пользу бедняжке, – говорил он.

Для этой поездки Моблан взял напрокат большой желтый автомобиль «испано-суиза». И всю дорогу неустанно повторял шоферу:

– Не торопитесь. Убавьте скорость! Мадам в интересном положении. Будьте осторожны, избегайте толчков.

Месяц, проведенный в Довиле, был далеко не таким, каким он представлялся воображению Сильвены. Люлю строго-настрого запретил ей танцевать, купаться, быть на солнце. Целыми часами ей приходилось лежать на балконе в гостинице, наблюдая, как люди бегут по мосткам к воде и как гоночные яхты, опережая друг друга, скользят по морской глади. Ей оставалось лишь одно развлечение: вывинчивать и снова завинчивать позолоченные пробки флаконов своего несессера.

– Послушай, Люлю, если так будет продолжаться, я сойду с ума! – кричала она.

Тогда Моблан отправлялся с ней в магазин и покупал сумочку или шарф – он был уверен, что подарок лучше всего успокоит Сильвену.

Оставшись одна, молодая женщина сжимала виски руками и горестно вздыхала: «У меня есть все: успех в театре, деньги, квартира, горничная, драгоценности, а я так несчастна!»

Люлю между тем все ночи проводил в казино. Покусывая кончик сигары, он сидел за столом, где играли в баккара, и неизменно ставил на цифру пять, по его собственным словам – «из принципа»; покидая игорный зал он регулярно оставлял крупье чек на внушительную сумму.

– Только подумай, как много мне приходится тратить из-за тебя, – укорял он Сильвену. – О, эта поездка влетит мне в копеечку! Да, да!

Она попробовала заикнуться о новой роли в предстоящем сезоне.

– В твоем положении! Забудь и думать об этом, крошка! – воскликнул он. – Это безрассудно.

Нельзя лгать до бесконечности, и Сильвена понимала, что час расплаты близок.

Едва возвратившись в Париж, она ночью прибежала к Анни Фере, чтобы найти утешение в ее объятиях.

– Миллион! Нет, ты пойми, Анни, из моих рук уплывает миллион, и лишь потому, что я не могу родить этого проклятого младенца! – рыдала она. – Ведь такая сумма мне твердо обещана, у меня есть письменное обязательство! А там я живо выставила бы Люлю за дверь и жила бы припеваючи всю жизнь. Слыханное ли дело, чтобы человеку так не везло!

И она снова залилась слезами.

– Не надо так убиваться, милочка, успокойся, – уговаривала подружку Анни, прижимая ее ярко-рыжую голову к своей могучей груди. – О, к старой Анни обычно всегда прибегают в трудную минуту, – продолжала она, – а когда все хорошо, о ней и не вспоминают! Такова жизнь.

– Когда он узнает, что я его обманываю, он придет в ярость, – скулила Сильвена.

– Пустяки! Он поверил в беременность, поверит и в выкидыш.

– Да, а миллион?..

Закинув руки за голову, Анни философствовала:

– До чего ж все-таки нелепо устроена жизнь. Сколько женщин на свете рожают детей, не желая этого, а вот когда женщина мечтает о ребенке… Сущая нелепость!

Внезапно она села в постели и, стиснув худые плечи Сильвены, воскликнула:

– Не горюй, душенька, я нашла выход!

– Какой?

– Нашла, нашла. У нас в «Карнавале» есть гардеробщица. Новенькая… Ты ее не знаешь…

– Ну и что?

– Она в положении уже три месяца. Примерно столько тебе и нужно. Бедняжка не знает, как быть. Тебе достаточно пообещать ей пятьдесят тысяч франков, ведь она и подумать о такой удаче не смеет! Да она даже и без денег согласится, я уверена.

– Ты полагаешь, что это возможно? – спросила, совершенно растерявшись, Сильвена. – Но как устроить… Чтобы все это не выплыло наружу?

– Нет ничего проще, – рассмеялась Анни. – Предоставь действовать мне. И я все мигом улажу.

– О Анни! Анни! – вскричала Сильвена. – Если только ты поможешь мне добиться своего, клянусь, я поделю с тобой деньги!

– Не давай обещаний, которых ты все равно не сдержишь, душенька, – ответила певичка. – Если ты потом захочешь отвалить и мне пятьдесят тысяч – превосходно! Это немного поправит мои дела. Но не деньги меня прельщают: ты же знаешь, твоя Анни принадлежит к разряду простофиль. – И она провела рукой по безнадежно плоскому животу Сильвены.

Спустя десять дней Сильвена уехала на юг. Знакомый врач порекомендовал ей дышать морским воздухом в течение всей беременности. Однако он не советовал молодой женщине жить у самого моря – «это плохо действует на нервы»; поселяться в городе тоже не стоило. Ей нужен полный покой. Словом, врач сам выбрал место где-то около Граса: там практиковал его коллега, на которого можно было положиться.

– Отчего бы тебе не поехать со мной? – лицемерно спросила Сильвена. – Полгода в деревне, все время вместе, вдвоем! Знаешь, это такая славная деревушка, по улицам бродят быки. Пахнет навозом…

– Нет-нет! – испуганно замахал руками Моблан. – Не могу же я забросить дела, мне необходимо бывать на бирже. Нет, ты будешь осторожна, благоразумна, дитя мое, и поедешь одна.