На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Пикуль Валентин

Так, правильно! Сети были расставлены…

И, на ходу скидывая туфли, женщина кинулась в пуховую ложбинку неприбранной постели. Закинула одеяло, наскоро обнажила плечо и отвернулась к стене.

Теперь все ясно – она… больна!

Раздались осторожные шаги, и тогда Конкордия Ивановна слабо произнесла:

– Ах это вы, князь? Я знала, что вы добрый человек, что вы придете ко мне…

…Надобно иметь немало мужества, чтобы решиться на подобный унизительный шаг. Сергей Яковлевич все тщательно продумал, рассчитал и пришел к выводу, что от лишнего поклона спина его не сломается.

А то, что он застал Конкордию Ивановну в постели, томной и расслабленной, сразу развязало князю язык.

– Весьма досадую, – уверенно начал он, – за то маленькое недоразумение, которое произошло при нашем знакомстве. Смею надеяться, что это маленькое недоразумение не повредит нашей дружбе…

– Не надо, князь, – попросила его Монахтина. – Не надо.

– И вот, – напористо продолжал Мышецкий, – прослышав о вашей болезни, я решил сразу же навестить вас, милая Конкордия Ивановна!

«А ты врунишка, – поймала его женщина. – А мы, оказывается, врем-то оба…»

Уренская Клеопатра легким постаныванием подтвердила, что ей действительно неможется.

– Что с вами? – спросил Сергей Яковлевич и пересел поближе к постели.

– Ах, князь… Такая боль, так душно!

Мышецкий приложил ко лбу женщины свою узкую белую ладонь.

– О! – сказал он, словно удивляясь. – Да у вас, кажется, сильный жар.

– Да, князь. Но ваша рука так прохладна, мне сразу стало легче.

– В таком случае, – любезно предложил Мышецкий, – я готов не снимать ее до тех пор, пока боль не пройдет вовсе…

Только что в этой комнате был один актер – женщина, теперь их было уже двое. Оба комедианта хорошо понимали, что находятся сейчас на подмостках, и честно разыгрывали свои роли.

Глаза женщины сияли:

– Князь… милый князь! – При этом она настойчиво соображала: «Что ему нужно?»

Мышецкий держал свою руку на голове Конкордии Ивановны, а Конкордия Ивановна держала свою руку на руке Мышецкого.

Союз – незримый и опасный – был между ними заключен.

– Ничего, мадам, – утешал Сергей Яковлевич, – сейчас все пройдет…

Впрочем, эти подмостки им скоро надоели, нетерпение Монахтиной было слишком велико (что хорошо понимал Мышецкий), и они оба спустились на грешную землю.

– Река еще не вскрылась, – сказал Сергей Яковлевич, – а первый эшелон уже подходит.

– И вы…

– И я не знаю, что делать!

Конкордия Ивановна скинула со лба полотенце и села в постели среди разбросанных подушек.

– Вам нужно выдержать испытание этой весны, – ответила она так же прямо и честно, и Мышецкий кивнул, соглашаясь. – Дальше вам будет легче, и тогда мы…

Она остановилась, проверяя, как он отнесется к этому рискованному «мы». Но князь не возражал.

– И тогда мы с вами, – закончила Монахтина уверенно, – будем в безопасности!

Мышецкий думал: «Вот, наверное, так она начинала и с моим покойным предшественником».

– Милая Конкордия Ивановна, – заговорил он снова, – я недавно видел, как упал мужик с крыши. Он летел вниз, но напротив моего окна тело его как бы замерло в полете. Я теперь часто вспоминаю этого мужика и… лечу, лечу, лечу! Где-то и я, прежде чем разбиться, остановлюсь на мгновение…

По наморщенному лобику Конкордии Ивановны вице-губернатор понял, что сейчас она усиленно вдумывается в его слова.

– Мне нужна ваша помощь, – заявил он открыто, и лоб женщины просветлел. – Вчера я посетил хлебные магазины…

Он улыбнулся и покрутил пенсне за шнурок, намотанный на палец. Конкордия Ивановна терпеливо выжидала.

– Мне показали запасы зерна, – договорил Мышецкий. – Это не зерно, а – дрянь, мусор. Все перегорело… Они думали, что я ничего не понимаю. Но на это хватило даже моих скромных познаний.

Конкордия Ивановна по-прежнему молчала, и это показалось Сергею Яковлевичу невыгодным в единоборстве с женщиной. Он решил вызвать ее на разговор.

– А вот Мелхисидек… – начал он.

Карий зрачок женщины заметно округлился.

– Мелхисидек, – повторил князь и замолчал.

Надо было что-то отвечать.

– Да, – признала Монахтина, – преосвященный дорожит моей дружбой…

Пенсне продолжало кружиться и вспыхивало искоркой. Раз! – Мышецкий перехватил его на лету и плавным жестом поднес к переносице.

– Конкордия Ивановна, – сказал он, – мне известно, что для вас нет ничего невозможного в Уренской губернии…