Столпы Земли - Фоллетт Кен

Мгновение спустя Джек вскочил и с чуть заметной усмешкой на своем распухшем лице помчался за матерью.

Том посмотрел на Альфреда и Марту. Вид у Альфреда был озадаченный, а Марта хихикала.

— Вы тоже ступайте, — сказал Том и вместе с детьми вышел из трапезной.

На улице Эллен нигде не было видно. Они нашли ее в доме для приезжих. Она сидела на стуле и ждала его. На ней был надет плащ, в руке она держала свою большую кожаную сумку. Она была спокойна и собранна. Когда Том увидел приготовленную сумку, сердце его похолодело, но он сделал вид, что ничего не заметил.

— За такие вещи прямая дорога в ад, — сказал он.

— А я в ад не верю.

— Я все же надеюсь, они позволят тебе исповедаться и принести покаяние.

— Я не собираюсь исповедоваться.

Он вдруг почувствовал, что больше не в силах сдерживать себя.

— О Эллен, не уходи!

Ее глаза были полны печали.

— Послушай, Том. До того как я повстречала тебя, у меня была пища, чтобы есть, и жилье, чтобы жить. Я ни от кого не зависела и была уверена в завтрашнем дне. И никто мне не был нужен. Но с тех пор, как мы вместе, я узнала такой голод, какого не испытывала за всю свою жизнь. Сейчас у тебя есть работа, но нет никакой уверенности в том, что это надолго: ведь у монастыря нет денег на строительство новой церкви, а значит, следующей зимой ты снова можешь оказаться на дороге.

— Филип как-нибудь достанет деньги, — проговорил Том. — Я просто уверен.

— Ты не можешь быть уверен в этом.

— Не веришь! — с горечью сказал Том и, сам того не желая, добавил: — Ты, как Агнес, не хочешь поверить в мой собор.

— О Том, если бы дело было только во мне, я бы осталась. — Голос ее был грустным. — Но посмотри на моего сына.

Том взглянул на Джека. Лицо мальчика было пурпурное от ушибов, его ухо так распухло, что было вдвое больше обычного, в ноздрях запеклась кровь, а передний зуб был сломан.

— Я боялась, — продолжала Эллен, — что, если мы останемся в лесу, из него вырастет зверь. Но если это та цена, которую надо заплатить, чтобы научить его жить среди людей, то она мне не подходит. Я возвращаюсь в лес.

— Прошу тебя, не говори так, — в отчаянии взмолился Том. — Давай все обсудим. Не стоит принимать поспешное решение…

— Оно не поспешное, совсем не поспешное, Том, — тоскливо сказала Эллен. — Мне так грустно, что я даже не могу больше злиться: Я действительно хотела быть твоей женой. Но не любой ценой…

«Если бы Альфред не преследовал Джека, ничего этого бы не случилось», — подумал Том. Но ведь это были всего лишь мальчишеские стычки, разве не так? Или все же Эллен права, говоря, что, когда дело касается Альфреда, Том просто слепец? Том начал чувствовать, что был не прав. Возможно, ему следовало проявить больше твердости по отношению к Альфреду. Ребячьи потасовки — это одно дело, но ведь Джек и Марта гораздо меньше Альфреда. Наверное, он и правда хулиган.

Но теперь уже ничего нельзя было изменить.

— Поживи в деревне, — растерянно проговорил Том. — Подожди немного и увидишь, что будет.

— Не думаю, что теперь монахи мне это позволят.

Он понимал, она была права. Деревня принадлежала монастырю, и все ее жители платили монахам ренту — как правило, в виде нескольких дней работы на них, — так что, если монахам кто-либо был неугоден, они вполне могли отказать ему в жилье. И едва ли можно будет их осуждать, коли они откажут Эллен. Она сделала свой выбор и в буквальном смысле помочилась на свои шансы изменить его.

— Тогда я пойду с тобой, — сказал Том. — Монастырь должен мне уже семьдесят два пенса. Мы снова двинемся в путь. Нам же удавалось выжить до…

— А как же дети? — мягко прервала его Эллен.

Том вспомнил, как плакала от голода Марта. Он знал, что не может заставить ее снова пройти через все это. И кроме того, здесь, в монастыре, жил его маленький сынишка Джонатан. «Я не хочу больше бросать его, — сказал себе Том, — однажды я уже поступил так и возненавидел себя за это».

Но мысль о том, что ему придется потерять Эллен, была невыносима.

— Не рви себя на части, — успокоила его Эллен. — Все равно я больше не пойду бродить с тобой по дорогам. Это не выход, и с каждым днем нам будет только хуже. Я возвращаюсь в лес, а ты остаешься.

Он уставился на нее. Ему не хотелось верить, что все это она говорила серьезно, но, взглянув на ее лицо, он понял: надеяться было не на что. Том не знал, что еще сказать. Он раскрыл было рот, но так и не нашел подходящих слов. Он ощутил себя беспомощным. Эллен взволнованно дышала, ее грудь поднималась и опускалась. Том хотел прикоснуться к ней, но почувствовал, что она будет против этого. «Может быть, мне уже никогда не придется снова обнять ее», — подумал он. В это было трудно поверить. В течение нескольких недель он каждую ночь ложился рядом с ней и касался ее такого знакомого тела так же привычно, как касался своего собственного, и теперь оно вдруг стало недоступно, и Эллен сделалась будто чужая.

— Не смотри так печально, — сказала она. В ее глазах стояли слезы. — Мне жаль, что я сделала тебя несчастным.

— Не стоит жалеть об этом. Лучше помни, что ты подарила мне столько счастья. Вот от чего больно. Столько счастья…

Рыдание сорвалось с ее губ. Она отвернулась и, не проронив ни слова, вышла.

Джек и Марта пошли за ней. Альфред некоторое время в растерянности колебался, затем тоже вышел.

Том стоял и неотрывно глядел на стул, на котором она только что сидела. «Нет, — стучало у него в висках, — это не может быть правдой, она не бросит меня».

Он опустился на стул, все еще хранивший тепло ее тела, тела, которое он так любил. Сидя с окаменевшим лицом, он старался остановить подступившие слезы.

Том знал, Эллен уже не передумает. Она всегда была человеком, который, однажды приняв решение, доводит его до конца.

Хотя, возможно, в конце концов она пожалеет об этом.

Том ухватился за эту ниточку надежды. Он знал, что она его любит. Ее чувство к нему не изменилось. Не далее как прошлой ночью она так неистово его любила, словно утоляла нестерпимую жажду, и, после того как он удовлетворился, она легла на него сверху и никак не могла остановиться, жадно целуя его и задыхаясь в его бороде, снова и снова кончая, пока наслаждение не истощило ее до такой степени, что у нее уже больше не было сил продолжать. Но не только совокупление доставляло ей радость. Эллен и Том наслаждались каждой проведенной вместе минутой. Они постоянно разговаривали, гораздо больше, чем это было у него с Агнес даже в первые дни их знакомства. «Она будет скучать не меньше, чем я, — размышлял Том. — Через некоторое время, когда уляжется ее гнев и она свыкнется с новой жизнью, она начнет тосковать по кому-то, с кем можно поговорить, по крепкому телу, чтобы обнять его, и по бородатому лицу, которое можно целовать. И тогда она вспомнит обо мне».

Но она была гордой. Может быть, слишком гордой, чтобы вернуться, даже если она захочет этого.

Том вскочил со своего стула. Он должен был рассказать ей обо всем, что было у него на душе. Выбежав из дома, он увидел ее у монастырских ворот. Она прощалась с Мартой. Том помчался мимо конюшни и догнал ее.

Эллен грустно улыбнулась ему.

— Прощай, Том.

Он взял ее за руки.

— Ты вернешься когда-нибудь? Просто чтобы повидать нас. Если я буду знать, что ты ушла не навсегда, что в один прекрасный день я снова увижу тебя, пусть на несколько минут, — если я буду это знать, я смогу пережить нашу разлуку.

Она в нерешительности молчала.

— Прошу тебя!

— Хорошо, — тихо сказала Эллен.

— Поклянись.

— Я не верю клятвам.

— Зато я верю.

— Ну ладно. Клянусь.

— Спасибо тебе. — Он нежно притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Он крепко обнял ее, и самообладание покинуло его, по щекам потекли слезы. Наконец Эллен отстранилась. Том неохотно отпустил ее, и она повернулась к воротам.

В этот момент со стороны конюшни донесся какой-то шум. Было похоже, что норовистый конь не слушался своего хозяина, бил копытами и храпел. Они непроизвольно оглянулись. Это был черный жеребец Уолерана Бигода, которого как раз собирался оседлать сам епископ. Его глаза встретились с глазами Эллен, и он застыл на месте.

И тогда она запела.

Том не знал этой песни, хотя он много раз слышал пение Эллен. Голос ее звучал печально, и, несмотря на то что слова песни были французскими. Том понял их достаточно хорошо.

Жаворонок, пойманный в сети охотника,

Песнь свою сладкую петь продолжает,

Словно той песни мелодия звонкая

Дорогу к свободе ему открывает.

Том оторвал взгляд от Эллен и посмотрел на епископа. Уолеран казался потрясенным: его рот приоткрылся, глаза вылезли из орбит, а лицо стало смертельно бледным. Том изумился: почему простая песенка смогла напугать такого человека?