Сталин - Радзинский Эдвард

18 июня Андре Жид приехал в Москву. Его первый вопрос был о здоровье Горького. Но тот умер именно 18 июня, как будто к приезду именитого посетителя, которому (увы!) нельзя было приказать не встречаться с Горьким.

Так «Ягодка» оставил Жида с носом и сохранил доброе имя классика пролетарской литературы.

«Самый свободный узник сталинских лагерей» заслужил великолепные похороны – сам Хозяин нес останки великого певца пролетариата. На панихиде выступил и Андре Жид: «До сих пор во всех странах света крупный писатель почти всегда был мятежником и бунтарем... В Советском Союзе впервые... будучи революционером, писатель не является больше оппозиционером. Наоборот... Советский Союз зажег в новом небе новые звезды».

Жид проведет в СССР пару месяцев и – единственный из европейских радикалов – напишет правду о страшной стране «нового неба».

В 1936 году умрет еще один брюзга, тоже весьма знаменитый прежде партиец – бывший нарком иностранных дел Чичерин. Вообще наряду с расстрелами в годы террора случится много мирных, но очень полезных смертей старых большевиков...

В НКВД существовала великолепная лаборатория ядов – детище несостоявшегося фармацевта Ягоды...

Итак, свершилось! Для суда над «убийцами Кирова» он выбрал Дом Союзов, где не так давно стоял гроб «брата». Но опять улыбка истории: суд над вождями страны Октября проходил в небольшом зале, называвшемся... Октябрьским! Да и дата открытия придуманного им представления – 19 августа – совпала с открытием театрального сезона в Москве.

Сценография Октябрьского зала – суд революции. Красные тона, стол покрыт ярко-красной скатертью, монументальные кресла с гербами Советского Союза... У правой стены за деревянной перегородкой – подсудимые. За ними – красноармейцы с винтовками, штыки примкнуты. За спиной подсудимых – дверь, а за ней начинались «кулисы его театра»: там был буфет, комнаты, где подсудимые отдыхали... и где Ягода и обвинитель Вышинский дружески обсуждали с ними течение процесса, корректировали и давали указания, как и положено дежурным режиссерам, ведущим спектакль. В зале – еще актеры, агенты НКВД в штатском, изображающие народ. Они должны криками негодования заглушать обвиняемых, если те нарушат отрепетированный ход спектакля.

Подсудимые обвинялись в том, что в соответствии с директивой Троцкого они организовали подпольный центр для покушений на руководителей партии и государства, осуществили убийство Кирова, создали ряд террористических групп для убийства Сталина и его верных соратников. Вышинский потребовал, чтобы «эти бешеные псы» (16 обвиняемых) были расстреляны. И обвиняемые – знаменитые большевики – усердно признавались и каялись.

Зиновьев: «Мой извращенный большевизм превратился в антибольшевизм, и через троцкизм я пришел к фашизму. Троцкизм – разновидность фашизма».

Каменев: «В третий раз я предстал перед пролетарским судом. Дважды мне сохранили жизнь, но есть предел великодушию пролетариата».

Обвиняемые единодушно требовали для себя расстрела! Процесс шел как по маслу...

Каменев: «Я хотел бы сказать несколько слов моим детям. У меня двое детей: один военный летчик, другой пионер. Каков бы ни был мой приговор, я считаю его справедливым. Не оглядывайтесь назад, идите вперед. Вместе с народом следуйте за Сталиным».

Он попытался спасти хотя бы детей. Но у Хозяина – широкий замысел...

Жена сына Каменева сохранит официальную бумагу, поступившую из НКВД в ответ на ее запрос:

«Каменев Лев Борисович умер 25.8.36 года в возрасте 53 лет. Причина смерти – прочерк. Место смерти – Москва. Каменева Ольга Давидовна умерла 11.9.41 года в возрасте 58 лет. Причина смерти – прочерк. Место смерти – прочерк. Каменев Александр Львович умер 15.07.39 года в возрасте 33 лет. Причина смерти – прочерк. Место смерти – прочерк».

Таков был конец «сына – военного летчика», Александра, Лютика, как называли его родители. В возрасте 17 лет будет расстрелян и младший сын Каменева – тот самый пионер.

Газеты грохотали проклятиями. И остававшиеся (пока) на свободе старые большевики бросали камни в своих бывших соратников. Легендарный Антонов-Овсеенко в «Известиях» в статье с выразительным названием «Добить до конца» написал об «особом отряде фашистских диверсантов, с которыми может быть только один разговор – расстрел!». И естественно, славил «товарища Сталина, который орлиным взором видит перспективу, обеспечивает единство, превратил СССР в могучий гранитный утес».

Скоро, скоро придет очередь и Антонова-Овсеенко...

Вождей приговорили к расстрелу. В бывшем ЦГАОРе в секретном фонде хранились их последние строчки. Это ходатайства Зиновьева, Каменева, Смирнова и прочих обвиняемых по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» о помиловании.

Каменев спокойно, твердо написал несколько обязательных строчек... Но Зиновьев! Он пишет каким-то детским, ломающимся, искаженным безумным страхом почерком. Бедный Зиновьев – «паника»!

В ночь на 25 августа в их камеры вошли...

Первое действие триллера было сыграно, но театр продолжался. При расстреле лидеров ленинской партии торжественно присутствовали руководители НКВД Ягода и Ежов.

Присутствовал и начальник охраны Сталина – Паукер, бывший парикмахер в будапештском театре оперетты, попавший в русский плен во время мировой войны. Далее – Октябрь, ГПУ и блистательная карьера. Но Паукер по-прежнему любил театр и сам был неподражаем в искусстве шутовства. Орлов описывает, как Паукер показывал Хозяину свой любимый номер – изображал несчастного Зиновьева, которого ведут расстреливать:

«Паукер – „Зиновьев“ беспомощно висит на плечах охранников, волочит ноги, жалобно скулит, потом падает на колени и вопит: „Пожалуйста, ради Бога, товарищ... вызовите Иосифа Виссарионовича!“... Сталин неистово смеялся».

Но смеялся он еще и потому, что уже знал конец удалого рассказчика. Паукер тоже относился к старой гвардии. Так что вскоре весельчаку-актеру предстояло исполнить сходную роль в его триллере – и так же молить убийц, и так же звать Хозяина, и так же получить пулю.

Ягода, ценивший исторические сувениры, забрал себе пули, которыми были расстреляны знаменитые революционеры. Когда его расстреляют, исторические пули заберет себе расстрелявший Ягоду Ежов.

Потом расстреляют и Ежова, и пули навсегда останутся в его деле. В описи, приложенной к делу, так и сказано: "Пули револьверные, сплющенные, завернутые в бумажки с надписью «Каменев», «Зиновьев»... Некая эстафетная палочка смерти, которую они усердно передавали друг другу...

Уничтожая левых, он начинает подготовку к расправе над правыми, готовит новое зрелище и новых актеров. По требованию следователя Каменев показывает: Бухарин также принимал участие в террористических планах. Эти показания взяты для второго действия триллера...

Не забыл Хозяин и о Рютине. Его перевозят в Москву, во внутреннюю тюрьму НКВД. Рютин, единственный, кто по правде посмел бунтовать, должен стать бесценным действующим лицом в будущем зрелище – в процессе над правыми. Но он и здесь остался единственным – единственным, кто отказался. И хотя с ним, как он сам писал, «обращались как с животным» – он устоял. Из всей когорты партийных знаменитостей он один сохранил честь – скромный Рютин. В его деле осталось последнее письмо в Президиум ЦИК, ставшее известным через полстолетия.

«Я не страшусь смерти, если следственный аппарат НКВД явно незаконно для меня ее приготовит. Я заранее заявляю, что даже не буду просить о помиловании, ибо не могу каяться... в том, что не делал и в чем абсолютно невинен. Но я не могу терпеть творимых надо мной беззаконий, прошу защитить меня от них. В случае неполучения мной защиты я еще раз буду пытаться защитить себя теми способами, которые в таких случаях единственно остаются у беззащитного, бесправного, связанного по рукам и ногам, наглухо закупоренного от внешнего мира и невинно преследуемого заключенного... 1 ноября 1936 года».

Письмо Ежов переслал Сталину. Еще два месяца безуспешно мучили Рютина, но опять ничего не добились. В январе 1937 года его расстреляли.

Хозяин еще раз понял: Ягода не на высоте – по-прежнему «нянькается» с партийцами.

Решив покончить с Ягодой, он, как обычно, осыпал его милостями, даже поселил в Кремле. Ему было сказано: «Вы заслужили место в Политбюро». Впоследствии будут писать о садизме Хозяина – об этом обязательном возвышении жертвы перед ее ликвидацией. На самом деле прагматичный Сталин хотел, чтобы жертва усердней работала и не была готова к финалу. И главное: он любил роль Отелло. Он возвышал их перед концом, чтобы народ видел, как он их любил и как они обманули доверчивого Иосифа...

Хитрый Ягода поглупел от счастья. В ожидании дальнейших наград он распорядился ускорить сооружение канала Москва – Волга. Тысячами гибли голодные заключенные, надрываясь на строительстве. Ягода надеялся, что канал назовут его именем.