Женщины Цезаря - Маккалоу Колин

— В этом вини меня, — спокойно сказала Аврелия.

Цезарь решил пропустить это замечание мимо ушей.

— Марк Красc — мой друг, а он безусловно римлянин, и такой же знатный, как и я.

— Ты вообще хоть что-нибудь заработал в Испании? — вдруг поинтересовалась мать.

— Немного здесь, немного там — благодаря Бальбу. К сожалению, в провинции на этот раз было мирно. Никаких пограничных стычек с лузитанами. А если бы они и случались, подозреваю, что Антистий Вет выступил бы против них лично. Не беспокойся, мама. Мои пиратские деньги в сохранности. У меня хватит средств, чтобы баллотироваться в старшие магистраты.

— Даже на должность курульного эдила? — спросила она с тревогой.

— Поскольку я патриций и не могу стать плебейским трибуном, выбор у меня небольшой, — отозвался Цезарь, вынимая перо из кружки и кладя его на стол.

Он никогда не вертел перо в руках при разговоре. Просто иногда ему приходилось на что-то смотреть, чтобы не встречаться глазами с матерью. Странно, он совсем забыл, что она может так сильно действовать на нервы.

— Цезарь, должность курульного эдила разорительно дорога. Твоих пиратских денег не хватит. Я тебя знаю! Ты не согласишься устраивать просто хорошие игры. Ты постараешься организовать лучшие игры из тех, какие помнит Рим.

— Наверное, я подумаю об этом года через три-четыре, — спокойно произнес он. — А пока я намерен в следующем месяце баллотироваться на должность куратора Аппиевой дороги. Ни один из Клавдиев не хочет браться за эту работу.

— Еще одно дорогостоящее предприятие! Казна выделит тебе один сестерций на милю дороги, а ты потратишь на каждую милю добрую сотню денариев.

Цезарь устал от разговора. Как всегда, когда им приходилось общаться, мать заговорила о деньгах и о том, что он не беспокоится о них.

— Ты знаешь, — проговорил Цезарь, взяв перо со стола и возвращая его в кружку, — ничто никогда не меняется. Я об этом забыл. Находясь вдали от дома, я стал думать о тебе просто как о своей матери — как это делает любой человек. И вот — действительность. Постоянные жалобы по поводу моей склонности к расточительности. Перестань, мама! То, что важно для тебя, для меня не имеет, значения.

Аврелия хотела было что-то сказать, но промолчала. Затем, поднявшись с кресла, молвила:

— Сервилия хочет как можно скорее поговорить с тобой.

— Зачем?

— Не сомневаюсь, она непременно скажет тебе об этом при встрече.

— А ты знаешь?

— Я не задаю вопросов никому, кроме тебя, Цезарь. Так я избегаю лживых ответов.

— Значит, ты заранее уверена в моей правдивости.

— Естественно.

Он было встал, но опять сел и, хмурясь, вытащил из кружки другое перо.

— Она интересный человек, — заметил Цезарь, склонив голову набок. — Ее оценка слухов, которые распространяет Бибул, удивительно точна.

— Если ты помнишь, несколько лет назад я говорила тебе, что Сервилия — самая политически проницательная женщина, каких я знаю. Но мои слова не произвели на тебя достаточно сильного впечатления, чтобы ты захотел познакомиться с ней.

— Ну что ж, теперь я с ней познакомился. И она произвела на меня впечатление. Но только не своим высокомерием. Фактически она захотела покровительствовать мне.

Что-то в его голосе остановило Аврелию. Она резко повернулась и пристально посмотрела на Цезаря.

— Силан тебе не враг, — сухо заметила она.

Эти слова вызвали у него смех. Но он быстро смолк.

— Иногда случается и так, что мне нравится женщина, которая не является женой моего политического врага, мама! А Сервилия мне немножко нравится. Конечно, я должен узнать, чего она хочет. Кто знает? Может быть, меня?

— С Сервилией невозможно угадать. Она — загадка.

— Она мне напомнила Цинниллу.

— Не будь сентиментальным, Цезарь. Нет никакого сходства между Сервилией и твоей покойной женой. — Глаза Аврелии затуманились. — Циннилла была чудесной, милой девочкой. Сервилии тридцать шесть, и она уже не девочка. Кроме того, она отнюдь не милая. Я бы назвала ее холодной и твердой, как кусок мрамора.

— Она тебе не нравится?

— Она мне нравится. Но вовсе не потому, что она такая.

На этот раз Аврелия дошла до двери и только потом повернулась снова.

— Обед будет скоро готов. Ты обедаешь здесь?

Лицо его смягчилось.

— Как я могу разочаровать Юлию, уйдя куда-нибудь сегодня?