Ветер с севера - Вилар Симона

Эмма поежилась, когда они миновали массивную, черную от копоти арку, и в лицо пахнуло спертым воздухом, насыщенным запахами пота, горелого мяса и чадом факелов. Она невольно задержалась, медля в проходе, широко открытыми глазами глядя на открывшееся зрелище.

Перед нею тянулся вдаль длинный зал крипты с рядом квадратных каменных колонн, подпиравших массивную толщу свода. Везде были заметны следы былого пожара, трещины, витал затхлый дух старой гари, смешанной с пылью и сыростью запущенного помещения. Темное облако дыма от факелов и разведенных в центре крипты на плитах пола костров стояло в воздухе, не позволяя целиком разглядеть толпу пирующих норманнов. Дым ел глаза, щипал в горле. Однако, немного привыкнув, Эмма различила длинные столы из грубо сколоченных досок, стоявшие вдоль ряда колонн и заваленные всякой снедью. Норманны сидели, развалясь на скамьях, или лежали прямо на полу. Даже пируя, они не расставались с доспехами и оружием, хотя многие из них и сняли шлемы, водрузив их здесь же, на столах, среди объедков. Они пили из рогов и бурдюков пиво и вино, пожирали мясо, отхватывая его огромными кусками от едва обугленных туш быков и свиней. Черный от дыма свод со слабыми следами былой росписи гулко перекатывал эхо речей, рева, ругательств. Некоторые из пирующих пели, отбивая такт рукоятями кинжалов и рогов по столам. Испуганные пленники едва успевали подносить все новые кувшины с пивом и мехи с вином. Под столами, среди объедков и храпящих пьяных тел, возились лохматые псы, с рычанием грызя огромные кости. С викингами за столом находились несколько захваченных ими женщин, некоторые из них были совершенно пьяны, сидели с равнодушными лицами или смеялись, иные же плакали, слабо вырываясь из цепких объятий варваров. Одну из них какой-то норманн насиловал, опрокинув через скамью. Юноша-франк наигрывал на свирели, и несколько норманнов, пьяно покачиваясь и толкаясь, пытались плясать. В дальнем конце крипты, на возвышении, где ранее располагался алтарь, виднелась широкая, покрытая шкурами скамья. На ней, развалясь и хищно посмеиваясь, восседал Ролло. К его плечу бессильно припала головой абсолютно пьяная, бессмысленно озиравшаяся вокруг супруга виконта Тибо. Платье ее было разорвано, грудь обнажена. Обняв ее за шею мускулистой рукой с широким золотым наручьем, Ролло медленно поил несчастную виконтессу из широкой золоченой чаши вином. Женщина пыталась пить, борясь с мучительной икотой. Ролло улыбался и ласково целовал ее в висок. Все еще с улыбкой, он повернулся, взглянул в глубину крипты, и лицо его медленно застыло. Он машинально отставил чашу и небрежно оттолкнул женщину.

Сквозь завитки дыма и колеблющиеся тени к нему медленно приближалось ослепительно прекрасное видение. Невесомо грациозная фигура девушки, феи, валькирии – он не знал, чья, – в длинной белой одежде, обворожительная и изящная, с длинными волосами, окутывающими ее подобно плащу из красно-золотистой пышной пряжи. Ролло, как зачарованный, следил за тем, как Эмма, придерживая край платья, переступала через пьяных, любовался ее походкой – прямой, со свободно развернутыми плечами, придававшей величавость ее невысокой хрупкой фигуре. Перед ним был образ светлого альва, неведомо как попавшего в это дымное, грязное, смрадное помещение. Ролло слышал также, как в зале смолкает гомон, видел, как ошарашенно расступаются пляшущие викинги. Она прошла между них, словно не заметив, гордо откинув голову и глядя прямо ему в глаза, и он увидел прекрасное лицо с широко расставленными темными звездами глаз, с нежной, гладкой, смугловато-бледной кожей и ярким, свежим, как у ребенка, ртом.

Она оказалась совсем близко, и он поймал ее взгляд – дерзкий и испуганный одновременно. Теперь он ее узнал!

Зажмурившись, Ролло затряс головой, словно отгоняя наваждение. Красавица, так поразившая его, эта валькирия из облака, была всего лишь той грязной и дерзкой девчонкой с опухшим от слез и побоев лицом, которую он отдал своим людям, а потом едва отобрал ради безумной страсти его брата Атли.

– Клянусь Валгаллой! – невольно пробормотал он, приходя в себя, и, заметив красноватый рубец на ее скуле, вспомнил, как дерзка была эта злая девчонка, осмелившаяся плюнуть ему в лицо, вспомнил также, что именно она отняла жизнь у его верного старого Ингольфа, и где-то в глубине его души шевельнулся отголосок былой ярости. Лицо его стало жестким. Ролло медленно поднялся и шагнул к ней.