Унесенные ветром - Митчелл Маргарет

– Эшли – прекрасный человек, – запальчиво начала было Скарлетт.

– Я и не говорю, что не прекрасный, но он беспомощен, как черепаха, перевернутая на спину. И если семейство Уилксов переживет эти тяжелые времена, то лишь благодаря Мелли. Это она их вытянет, а не Эшли.

– Мелли! Господи, бабуля! Ну, о чем вы говорите?! Я достаточно долго жила с Мелли и знаю, какая она болезненная и как боится всего, да у нее не хватит духу сказать гусю «пошел вон».

– А зачем, собственно, надо говорить гусю «пошел вон»? По-моему, это только зряшная трата времени. Гусю она, может, такого и не скажет, зато скажет всему миру, или правительству янки, или чему угодно, что будет угрожать ее драгоценному Эшли, или ее мальчику, или ее представлениям о жизни. Она другая, Скарлетт, – не такая, как ты или я. Так вела бы себя твоя мать, будь она жива. Мелли часто напоминает мне твою мать в молодости… И очень может быть, что ей удастся вытянуть семейство Уилксов.

– Ну, Мелли-это добропорядочная простофиля. Что же до Эшли, то вы несправедливы к нему. Ведь он…

– Да перестань ты! Эшли только и учили что читать книжки, и больше ничего. А это не поможет человеку вылезти из тяжкого испытания, которое выпало сейчас всем нам на долю. Как я слышала, он самый плохой земледелец во всей округе. Попробуй сравни его с моим Алексом! До войны Алекс был настоящим денди – никчемнее его во всем свете было не сыскать: только и думал что о новых галстуках, да как бы напиться, да подстрелить кого-нибудь, а нет, так гонялся за девчонками, которые тоже были хороши. А ты посмотри на него теперь! Как он научился хозяйствовать, потому что пришлось научиться. Иначе он подох бы с голоду и все мы вместе с ним. И вот теперь он выращивает лучший в графстве хлопок – вот так-то, мисс! Куда лучше того, что выращивают в Таре! И со свиньями, и с птицей умеет обращаться. Хм! Хоть и вспыльчивый, а отличный малый. Умеет ждать своего часа, и если изменились времена, то и он меняется; когда вся эта Реконструкция окончится, вот увидишь – мой Алекс будет такой же богатый, какими были его отец и дед. А вот Эшли…

Скарлетт не могла спокойно слушать, как принижают Эшли.

– Все это пустые разговоры, – холодно прервала она старуху, хотя и кипела от возмущения.

– Ничего подобного, – заявила бабуля, пронзая ее острым взглядом. – Ведь с тех пор, как ты уехала в Атланту, ты тоже именно так себя и вела. Да, да. Мы все слышали про твои проделки, хоть и живем здесь в глуши. Времена изменились, и ты изменилась. Мы слышали, как ты подлизываешься к янки, и ко всякой белой рвани, и к набившим себе мошну «саквояжникам», – лишь бы вытянуть из них денежки. Уж ты их и умасливаешь, и улещиваешь, как я слыхала. Что ж, сказала я себе, так и надо. Бери у них каждый цент – сколько сможешь, но когда наберешь достаточно, пни их в морду, потому что больше они тебе не нужны. Только не забудь это сделать и пни как следует, а то прилипни к тебе белая рвань – и ты погибла.

Скарлетт смотрела на бабулю, сосредоточенно нахмурясь, пытаясь переварить ее слова. Но к чему все это было сказано, она по-прежнему не улавливала и все еще негодовала по поводу того, что Эшли сравнили с черепахой, барахтающейся на спине.

– По-моему, вы не правы насчет Эшли, – внезапно объявила она.

– Скарлетт, ты просто глупа.

– Это вы так думаете, – грубо оборвала ее Скарлетт, жалея, что нельзя надавать старухе по щекам.

– О, конечно, ты достаточно умна, когда речь идет о долларах и центах. Умна по-мужски. Но как женщина ты совсем не умна. Когда речь идет о людях, ты нисколечко не умна.

Глаза Скарлетт заметали молнии, она сжимала и разжимала кулаки.

– Я тебя как следует распалила, да? – заметила с улыбкой старая дама. – Что ж, этого-то я и добивалась.

– Ах, вот как, вот как?! А зачем, позвольте узнать?

– У меня есть на то достаточно причин, и весьма веских.

Старуха откинулась в кресле, и Скарлетт вдруг увидела, какая она бесконечно старая и усталая. Скрещенные на веере маленькие скрюченные желтые лапки казались восковыми, как у мертвеца. Внезапно Скарлетт многое поняла, и весь гнев ее улетучился. Она перегнулась и взяла в ладони руку старухи.

– Какая же вы миленькая старенькая лгунишка, – сказала она. – Вы же сами ни единому слову не верите из всей этой чепухи. Просто вы сейчас говорили что в голову придет, только бы я не думала о папе, верно?

– Нечего ко мне подлизываться! – проворчала Старая Хозяйка, выдергивая руку. – А говорила я с тобой отчасти по этой причине, отчасти же потому, что все сказанное мной – правда, а ты слишком глупа, чтобы понять, что к чему.

Но произнося эти слова, она улыбнулась, и они не прозвучали так уж резко. И Скарлетт тотчас забыла об обиде, которая была нанесена Эшли. Значит, бабуля, к счастью, на самом деле вовсе так о нем не думает.

– Все равно спасибо. Вы были очень любезны, что поговорили со мной, и я рада, что вы поддерживаете меня насчет Уилла и Сьюлин, хотя… хотя очень многие не одобряют их брака.

В этот момент в холле появилась миссис Тарлтон с двумя стаканами пахтанья. Неумелая хозяйка, она расплескала пахтанье, и стаканы были перепачканы.

– Мне пришлось спускаться за ним в погреб, – сказала она. – Пейте скорее, потому что все уже возвращаются с кладбища. Скарлетт, неужели ты в самом деле позволишь Сьюлин выйти замуж: за Уилла? Я, конечно, вовсе не хочу сказать, что он нехорош для нее, но ведь он же из «голодранцев», и к тому же…

Взгляд Скарлетт встретился со взглядом бабули. В старческих глазах горел озорной огонек, и в глазах Скарлетт вспыхнули ответные искорки.

Когда все распростились и скрип колес и цоканье копыт замерли вдали, Скарлетт прошла в кабинет Эллин и вынула из глубин секретера сверкающий предмет, который она спрятала там накануне среди пожелтевших бумаг. Услышав, как Порк шмыгает носом в столовой, накрывая на стол к ужину, она окликнула его. Он тотчас явился на ее зов, и вид у него был такой несчастный, как у заблудившегося, потерявшего хозяина пса.

– Порк, – сурово сказала она, – если ты не перестанешь плакать, я… я тоже заплачу. Прекрати это.

– Да, мэм. Уж я стараюсь, так стараюсь, да вот вспомню мистера Джералда и…

– Ну, так не вспоминай. Я чьи угодно слезы могу вынести, только не твои. Ну, неужели, – продолжала она уже, мягче, – ты не понимаешь почему? Мне невыносимо видеть, что ты плачешь, потому что я знаю, как ты его любил. Высморкайся, Порк. Я хочу сделать тебе подарок.

В глазах Порка промелькнуло любопытство, и он громко высморкался, побуждаемый, впрочем, скорее желанием угодить, чем любопытством,

– Помнишь, как в тебя пальнули, когда ты ночью забрался в чужой курятник?

– Боже милостивый, мисс Скарлетт! Да я ни в жизнь никогда…

– Забрался, забрался, так что не ври мне, тем более что с тех пор столько времени прошло. Помнишь, я еще сказала тогда, что подарю тебе часы за твою преданность?

– Да, мэм, очень даже помню. Я-то уж думал, вы позабыли.

– Нет, не забыла, и вот они, эти часы.

И она протянула ему массивные золотые часы с резной крышкой и с цепью, на которой висело несколько печаток и брелоков.

– Бог ты мой, мисс Скарлетт! – воскликнул Порк. – Да это же часы мистера Джералда. Я мильон раз видел, как он смотрел на них!

– Да, Порк, это папины часы, и я дарю их тебе. Бери.

– Ох, нет, мэм! – И Порк в священном трепете попятился на шаг. – Это часы белого жентмуна, да к тому же мистера Джералда. И как это вы сказать такое могли, чтобы дать их мне, мисс Скарлетт? Ведь часы эти по наследству переходят к малышу – Уэйду Хэмптону.

– Они твои. Что Уэйд Хэмптон сделал для папы? Разве это он ходил за ним, когда папа заболел и ослаб? Разве он купал его, и одевал его, и брил? Разве он был с ним, когда пришли янки? Разве он воровал для него? Не будь идиотом, Порк! Если кто и заслужил часы, так это ты. И я знаю, что папа одобрил бы меня. Держи.

Она взяла черную руку и положила Порку на ладонь часы. Порк с благоговением уставился на них, и по лицу его медленно разлилась радость.

– Это правда мне, мисс Скарлетт?

– Да, конечно.

– Ну-у… благодарствуйте, мэм.

– Хочешь, чтобы я отвезла их в Атланту и отдала граверу?

– А гравер – это кто? – В голосе Порка звучало подозрение.

– Это такой человек, который напишет на задней крышке что-нибудь вроде… ну, например, так: «Верному и преданному слуге Порку – от семьи О'Хара».

– Не-е… благодарствуйте, мэм. Не надо этого гребера. – И Порк шагнул в сторону двери, крепко сжимая в руке часы.

Легкая улыбка тронула губы Скарлетт.

– А почему, Порк? Ты что, не веришь мне, думаешь, я их тебе не верну?

– Нет, мэм, я вам верю… только понимаете, мэм, вы ведь можете и передумать.

– Никогда я не передумаю.

– Ну, или, скажем, можете их продать. Я так думаю, они кучу денег стоят.