Унесенные ветром - Митчелл Маргарет

– Как вы сказали: аван… что?

– Так называют людей, которые стремятся извлечь выгоду из любых обстоятельств.

– А это плохо?

– На них всегда смотрят косо – особенно те, у кого были такие же возможности, но они не сумели ими воспользоваться.

– Ах, Ретт, вы все смеетесь надо мной, а мне-то казалось, что вы решили стать милым!

– А я и есть милый – для себя. Скарлетт, дорогая моя, вы пьяны. Вот что с вами.

– И вы смеете…

– Да, смею. Вы вот-вот начнете плакать «пьяными слезами», как говорят в народе, поэтому я переменю тему и немножко повеселю вас, сообщив некую забавную новость. Собственно, за тем я сюда сегодня и пришел – сообщить вам свою новость, прежде чем уеду.

– Куда это вы собрались?

– В Англию, и возможно, я буду отсутствовать не один месяц. Забудьте о своей совести, Скарлетт. Я больше не намерен обсуждать благополучие вашей души. Хотите послушать мою новость?

– Но… – слабо запротестовала она и умолкла. Под воздействием коньяка, размывавшего контуры совести, и насмешливых, но успокаивающих слов Ретта бледный призрак Фрэнка стирался, отступал во тьму. Быть может, Ретт и прав. Быть может, бог все понял. Она настолько сумела овладеть собой, что даже умудрилась отогнать подальше на задний план тревожные мысли. «Подумаю об этом завтра», – решила она.

– Так что же у вас за новость? – спросила она, сделав над собой усилие, и, высморкавшись в его платок, отбросила с лица прядь распустившихся волос.

– А новость у меня вот какая, – с усмешкой глядя на нее, ответил он. – Я по-прежнему хочу обладать вами – больше, чем какой-либо женщиной, встречавшейся на моем пути, и теперь, когда Фрэнка не стало, я подумал, что вас это может заинтересовать.

Скарлетт выдернула руки из его цепких пальцев и вскочила с дивана.

– Я… Вы самый невоспитанный человек на свете! Да как вы смеете являться сюда в такую минуту с вашими грязными… Следовало бы мне знать, что вы никогда не изменитесь. Тело Фрэнка едва успело остыть, а вы!.. Если бы вам было хоть немного знакомо чувство приличия… Сейчас же покиньте…

– Угомонитесь, не то мисс Питтипэт тут же явится сюда, – сказал он и, не поднимаясь с места, крепко взял ее за оба запястья. – Я боюсь, вы меня неверно поняли.

– Неверно поняла? Я все прекрасно понимаю. – Она снова попыталась отнять у него руки. – Отпустите меня и убирайтесь отсюда. В жизни не видала такого бестактного человека. Я же…

– Не кричите, – сказал он. – Я предлагаю вам руку и сердце. Может быть, для большей убедительности мне встать на колени?

Она лишь выдохнула: «О!» – и с размаху села на диван.

Раскрыв рот, она смотрела на него и думала, что это, может, коньяк играет с ней злую шутку, и совсем некстати вдруг вспомнила его насмешливое: «Моя дорогая, я не из тех, кто женится». Либо она пьяна, либо Ретт рехнулся. Но он не производил впечатления сумасшедшего. Тон у него был спокойный, словно он говорил с ней о погоде и его мягкий, тягучий голос звучал в ее ушах как всегда ровно.

– Я всю жизнь стремился завладеть вами, Скарлетт, с того первого дня, как увидел вас в Двенадцати Дубах когда вы швырнули в угол вазу и чертыхнулись неподобающим даме образом. Я всю жизнь стремился так или иначе завладеть вами. Но как только у вас с Фрэнком завелись небольшие денежки, я понял, что вы уже больше не придете ко мне и не попросите взаймы на весьма интересных условиях. Значит, как я понимаю, выход один – надо на вас жениться.

– Ретт Батлер, это еще одна ваша мерзкая шуточка?

– Я раскрываю вам душу, а вы полны подозрений! Нет, Скарлетт, это bona fide[30] честное предложение. Признаю, появление у вас в подобное время не свидетельствует о том, что я такой уж тактичный человек, но есть веская причина, объясняющая мою невоспитанность. Завтра утром я уезжаю надолго и боюсь, отложи я этот разговор до своего возвращения, вы еще возьмете да выскочите замуж за другого, у кого водятся деньжата. Вот я и подумал: почему бы ей не выйти за меня – у меня ведь есть деньги! Право же, Скарлетт, я не могу провести всю жизнь, гоняясь за вами в ожидании, когда удастся втиснуться между двух мужей.

Это была не шутка. Сомнений быть не могло. У Скарлетт пересохло в горле, когда до нее дошел смысл его слов; она глотнула и посмотрела Ретту в глаза, пытаясь найти разгадку. Глаза его искрились смехом, но было в самой глубине и что-то другое – что-то, чего Скарлетт прежде никогда не видела, какой-то непонятный блеск. Ретт сидел с непринужденным, небрежным видом, но она чувствовала, что он наблюдает за ней напряженно, как кошка за мышиной норой. Под его спокойствием угадывалось крепко взнузданное нетерпение, и Скарлетт, испугавшись, невольно отшатнулась от него.

Значит, он действительно предлагает ей вступить в брак – совершает нечто невероятное. Когда-то она думала о том, как помучила бы его, сделай он ей предложение. Когда-то она думала, что если он все же произнесет эти слова, уж она над ним поиздевается и с удовольствием и злорадством даст почувствовать свою власть. И вот он произнес эти слова, а у нее и желания не возникло осуществить свое намерение, ибо сейчас он был в ее власти не больше, чем всегда. Хозяином положения по-прежнему был он, а она, Скарлетт, разволновалась, как девчонка, которой впервые сделали предложение, и лишь краснела и заикалась.

– Я… я никогда больше не выйду замуж.

– О нет, выйдете. Вы рождены, чтобы быть чьей-то женой. Так почему бы не моей?

– Но, Ретт, я… я не люблю вас.

– Это не должно вас удерживать. Я что-то не помню, чтобы любовь играла большую роль в двух ваших предшествующих предприятиях.

– Да как вы смеете?! Вы же знаете, как мне дорог был Фрэнк!

Ретт молчал.

– Дорог! Дорог!

– Ну, не стоит об этом спорить. Готовы ли вы подумать о моем предложении, пока я буду отсутствовать?

– Ретт, я не люблю ничего откладывать. Я лучше скажу вам сейчас. Я скоро уеду отсюда в Тару, а с тетей Питти останется Индия Уилкс. Я хочу уехать домой надолго, и я… я не хочу больше выходить замуж.

– Глупости! Почему?

– Но, видите ли… в общем, не важно. Просто не хочу выходить замуж, и все.

– Но, бедное мое дитя, вы же ни разу еще не были по-настоящему замужем. Откуда вам знать, что это такое? Согласен, вам не очень везло: один раз вы вышли замуж, чтобы досадить, другой раз – из-за денег. А вы когда-нибудь думали о том, что можно выйти замуж: – ради удовольствия?

– Удовольствия?! Не говорите глупостей! Никакого удовольствия в браке нет.

– Нет? Почему?

К ней вернулось некоторое спокойствие, а вместе с ним и природное свойство говорить все напрямик, усиленное действием коньяка.

– Это удовольствие для мужчин, хотя одному богу известно, что они тут находят. Я этого никогда не могла понять. А женщине замужество приносит лишь бесплатную еду, прорву работы да еще необходимость мириться с мужскими причудами. Ну, и, конечно, по ребенку в год.

Ретт расхохотался так громко, что смех его эхом прокатился по притихшему дому, и Скарлетт услышала, как открылась кухонная дверь.

– Прекратите! У Мамушки уши как у рыси. Неприлично ведь смеяться так громко после… словом, перестаньте. Вы же знаете, что это правда. Удовольствие! Че-пу-ха!

– Я ведь уже сказал, что вам не везло, и ваши слова это подтверждают. Вы были замужем за мальчишкой и за стариком. Да к тому же ваша матушка наверняка говорила вам, что женщина должна мириться «со всем этим» ради счастья, которое приносит материнство. Ну, так это не так. Почему же вам не выйти замуж за отличного молодого мужчину со скверной репутацией и умением обращаться с женщинами? Вот от такого брака вы получите удовольствие.

– Вы грубиян, и к тому же самовлюбленный, и я считаю, что наш разговор слишком далеко зашел. Он… он просто стал вульгарным.

– Но и весьма занимательным, верно? Могу поклясться, вы никогда прежде не обсуждали супружество ни с одним мужчиной, даже с Чарлзом или Фрэнком.

Она насупясь посмотрела на него. Слишком много Ретт знает. Интересно, подумала она, где это он выучился всем своим знаниям насчет женщин. Сущее неприличие.

– Не надо хмуриться. Назовите день, Скарлетт. Я не настаиваю на том, чтобы немедля вести вас под венец и тем испортить вам репутацию. Мы выждем положенный приличием срок. Кстати, а сколько это – «положенный приличием срок»?

– Я ведь еще не сказала, что выйду за вас. Неприлично даже говорить о таких вещах в такое время.

– Я же сказал вам, почему говорю об этом сейчас. Завтра я уезжаю и слишком пылко влюблен, чтобы дольше сдерживать свою страсть. Но быть может, я чрезмерно ускорил события. – И совсем неожиданно – так, что она даже испугалась, – соскользнул с дивана на колени и, положив руку на сердце, быстро речитативом заговорил: – Прошу простить меня за то, что напугал вас пылкостью своих чувств, дорогая моя Скарлетт, – я хочу сказать: дорогая моя миссис Кеннеди. От вашего внимания едва ли ускользнуло то, что с некоторых пор моя дружба к вам переросла в более глубокое чувство – чувство более прекрасное, более чистое, более святое. Осмелюсь ли я назвать его? Ах! Ведь это любовь придала мне такую смелость!