Последний заезд - Баббс Кен

Выяснилось, что ни доктора не будет, ни двери, чтобы захлопнуть у меня перед носом. Машина с бригадой уехала в шесть ровно. Оливер Нордструм отказался платить им сверхурочные. Даже носилок не было. Проклиная все, сестра О'Грейди побежала за транспортом.

Я ждал на коленях. Стадион молчал, как мертвый. Кто-то дал флягу и влил Саре сквозь зубы несколько капель. Рядом начались разговоры. Двое горожан сняли пиджаки и укрыли Сару. Она извинилась, что из-за нее задерживается соревнование.

— Вы бы сняли где-нибудь калитки, — предложила она. — Устройте маленький загончик вокруг меня и заканчивайте с вашим несчастным родео. Смер… смеркается, всем пора по сараям…

Глаза у нее помутнели.

— Тихо, — сказал я ей, — Полежи спокойно.

На этот раз она послушалась. И не разговаривала, пока не вернулась О'Грейди на «роллс-ройсе». С заднего сиденья высовывалась индейская повозка «травой» [51], с бусами и перьями, свисающими с ошкуренных сосновых жердей.

— А, индейские санки. Я же тебе говорила, во мне есть индейская кровь.

На одеяле мы перенесли ее на травой, уложили справа поверх сидений ногами вперед и примотали. О'Грейди села позади рядом с ней.

— Кто-нибудь, кто умеет водить и знает дорогу, садитесь и езжайте. Остальные убирайтесь с дороги.

За руль сел бармен, который не хотел подавать нам у Хукнера. Папа Меерхофф, жалко переваливаясь на бегу, попытался догнать машину, но О'Грейди велела водителю прибавить скорость, и они выехали за ворота. Я взял Меерхоффа за руку и повел к арендованным киоскам, где были остальные две дочери. Он, кажется, выплакал все слезы; рыдания звучали все суше и суше.

— Сара поправится, сэр, — твердил я ему снова и снова, — Не волнуйтесь. Сара поправится.

Он мне не верил. Он вынул из кармана пачку денег, махал ею и рыдающим голосом обещал заплатить вдвое больше тому, кто отвезет его в больницу. Один из пинкертоновцев поймал его на слове.

Джордж и Сандаун наблюдали с вышки стартера; там же стояли еще два десятка ковбоев, которым хватило здравого смысла и такта не путаться под ногами. Двое спустились и подошли ко мне.

— Как твоя девушка, Джонни? — спросил Джордж, — Может шевелить пальцами на ногах?

Я сказал, что может, и на ногах, и на руках.

— Но кому пришло в голову, что Сара Меерхофф моя девушка?

— Мне пришло — за обедом у Меерхоффов. Сразу, когда она на тебя посмотрела. До тебя просто медленней доходит. А как там мистер Меерхофф?

— Вне себя, как ты догадываешься. Считает, что он виноват в несчастье. Сначала я боялся, что он утонет в слезах; но родник, похоже, иссяк. Нанял пинкертоновца, чтобы довез его до больницы.

Оба молча кивнули. И из вежливости не задали следующий очевидный вопрос. Но я все равно ответил.

— Я не поехал с ней в больницу потому, что не было места.

Конечно, я мог как-нибудь втиснуться и чувствовал себя все паршивее оттого, что этого не сделал.

— Сара сама отсоветовала мне ехать. Заканчивай то, что начал, она сказала.

Джордж спросил, как случилось это несчастье. Они были в загонах, объясняли судьям, какие три лошади, по их мнению, самые строптивые. Когда услышали, как охнул стадион, выбежали. И поднялись на помост как раз в ту минуту, когда мы клали ее на одеяло. Я вкратце описал столкновение, стараясь удержаться от слез.

— Я понял, что это Сара, — сказал Джордж, — Как охнули на трибунах, я сразу понял. Сара Меерхофф уродовалась чуть не с самого рождения. Двух месяцев еще не было — сковырнулась с детских весов и рассекла подбородок.

— Я спрашивал, откуда у нее ямка на подбородке, — вспомнил я, — Она сказала: на подбородке ямка — бесу приманка.

— А когда ей было пять лет, — продолжал Джордж, — после того, как их мама погибла… мистер Меерхофф стал брать ее в магазин вместе с сестрами, чтобы не нанимать няньку. Старшие сестры уже помогали, обслуживали покупателей. Саре обслуживать не нравилось. Ей нравилось бродить, особенно там, где ей бродить не полагалось — вроде продовольственного и зернового склада, где мы с амбарными кошками мололи зерно и гоняли крыс. Была там пестрая мамаша с одним глазом. Она запрятала куда-то своих котят; мы их слышали, но найти не могли. Я в конце концов махнул рукой. Потом как-то днем я задремал, а Сара проследила за кошкой до их убежища — наверху, за мешками с семенной кукурузой. Она стала искать там котят и свалила весь штабель на себя — а мешки по тридцать пять килограммов! Сломала обе руки над запястьями. Мы повезли ее к врачу на их старой грузовой повозке. Мистер Меерхофф сидел сзади и умолял ее не плакать, хотя она за всю дорогу слезинки не уронила. Мистер Меерхофф сам выл как сумасшедший. Говорил, что он и отец такой же негодный, как муж.

— Раньше он не был сумасшедшим, — сказал Сандаун. — Раньше он играл на кларнете.

— Да, — подтвердил Джордж, — А миссис Меерхофф играла на арфе. Они познакомились на концерте в День независимости. В сочельник ее двуколка съехала с дороги — она возвращалась после выступления в физкультурном зале старой школы. Мистер Меерхофф не поехал — он не знал рождественских песенок. И винил себя за то, что не поехал, и за то, что ее отпустил, — как будто мог ей запретить. Она была такая же своевольная, как Сара.

Это сравнение нисколько меня не утешило. Я сказал, что, наверное, должен был поехать за ней. Оба навалились на меня с доводами, почему это было бы неправильно. Джордж сказал, что больница на другом краю города и ее трудно найти. Сандаун сказал, что если бы даже я нашел, меня не пустили бы, такого грязного.

— Меня не пустили, когда жена потеряла ребенка, — а я был в чистом костюме.

Они продолжали убеждать меня, пока мы шли к судейскому помосту. Наверху нас ждал мистер Келл.

— Поднимайтесь, ребята. Последний жребий будем тянуть на глазах у всех.

Помост был не так уж высок, но насколько же отличался вид отсюда. Скот в загонах позади казался мелким и смирным. Трибуны напротив были заполнены как будто куклами. Конная повозка, ползшая в нашу сторону по парку, выглядела игрушечной. Из задумчивости меня вывел голос Сирены Клэнси.

— Вот они перед вами, джентльмены и дамы… Три лучших в мире наездника… вытягивают имена трех самых диких лошадей! Начинайте, удальцы, — кто первый?

Сесил Келл снял шляпу и бросил в нее три сложенные бумажки. Джордж и Сандаун засунули руки одновременно. Я взял оставшуюся. Мы не спешили их развернуть. Сирене Клэнси стало невтерпеж.

— Не тяните из нас жилы! Вождь, брось свою в корзину. Я прочту ее людям.

— Я умею читать, — ответил индеец перед тем, как бросить свою бумажку в корзину.

Клэнси поднял ее и развернул. Потом, как петух, вытянул шею к большому рупору.

— Первым! На Спирали, мустанге из конюшен Маккормика: мистер Джексон Сандаун из Якимы, штат Вашингтон!

В стане индейцев раздались яростный барабанный бой, воинственные крики и вой, как будто волчий.

Джордж повернулся к своему каменноликому товарищу:

— А не правильнее ли: Сандаун Джексон? Из Кулдесака, Айдахо?

Он бросил свою бумажку в корзину. Клэнси выудил ее и прочел:

— Номер второй! На Длинном Томе! Шайеннском мустанге, который не позволял ни одному человеку усидеть на нем больше одиннадцати секунд!.. Мистер Джордж Флетчер из Пендлтона, Оу-ре-гонн!

Настала очередь трибун. Они издали такой рев, что лошадь, сонно тащившая игрушечную повозку, с испугу перешла на такой же замедленный галоп. Впереди на повозке сидели его преподобие Линкхорн и Луиза, сзади на скамьях — вся обслуга с поезда. Линкхорн осадил громоздкого першерона прямо перед крытыми трибунами.

— Келл, посмотрите туда! — Буффало Билл стоял в ложе для избранных и показывал на другой конец арены, — Я вам говорил? Впустите одну обезьяну и не успеете оглянуться, как вопрется целый воз, чтобы орать за него. И еще имеют наглость встать перед самыми дорогими местами. Ребята? — Он перегнулся через перила. Там оставался только один пинкертоновец, — Мистер Лавджой, пройдите туда и покажите этим наглым мартышкам, где выход.

Детектив встал и стряхнул сено с коленей. Он направился к другой стороне арены, но мистер Келл смотрел на это иначе.

— Оставьте, — приказал он, — Каждому нужна поддержка.

Детектив остановился, повернулся и стоял, глядя то на Сесила Келла, то на Буффало Билла.

— Говорю вам, оставьте их, — повторил Сесил Келл, — Ваше дежурство кончилось. Оно кончилось… — Келл вынул часы величиной с печенье, — полминуты назад. Закройте за собой калитку.

Детектив в нерешительности смотрел на босса. Старый борец с индейцами снял с себя шляпу Джорджа и обтер лоб кожаным рукавом. Он выглядел брошенным в своей ложе. Готч пропал. Зазывала искал Готча. Ирландская всадница Мэгги О'Грейди стала сестрой О'Грейди и, по-видимому, дезертировала. От армии его остались только хромой Нордструм да нерешительный наемник. Буффало Билл, должно быть, вспомнил, каково пришлось Джорджу Кастеру. Он махнул рукой, отпуская наемника, и сел на место. Сирена Клэнси вытащил мою бумажку и вытянул шею к рупору: