Алое и зеленое - Мердок Айрис

— А с чем ты нам прикажешь наступать, когда у нас всего оружия разбитые бутылки и допотопные дробовики, перевязанные веревочками?

— Будь я Конноли, я бы повел ИГА в бой, а тогда и Волонтерам пришлось бы выступить.

— Но ты, к счастью, не Конноли, так что, может быть, мы еще поживем спокойно.

— Все равно скоро придут немцы.

— Разве? Ты, я вижу, неплохо осведомлен.

— Да. Немцев я не очень-то люблю, но использовать их можно.

— Скажи пожалуйста, как мы рассуждаем!

— Да, и тогда мы проведем в жизнь план Роберта Эммета.^[31] Захватим Дублинский Замок,^[32] пока немцы будут высаживаться в Керри и вооружать весь запад и юг, а потом они пойдут в наступление, и прибудет ирландская бригада Роджера Кейсмента…

— Скажи — сразу три бригады…

— А немцы одновременно перейдут в наступление по всему фронту во Франции и будут обстреливать английский берег и устраивать налеты цеппелинов на Лондон.

— Все ради освобождения Ирландии.

— А в Ирландское море пошлют уйму подводных лодок, тогда англичане в Ирландии будут отрезаны, некем будет пополнять армию, и англичанам станет нечего есть, и они сдадутся.

— Пока что английский военный флот не очень-то пропускает подводные лодки в Ирландское море. Пароход приходит каждый день, без пропусков, разве нет?

— Но вокруг Ирландии уже есть секретные базы подводных лодок и беспроволочный телеграф…

— А кроме того, даже если бы удалось отрезать англичан в Ирландии, они же вооружены до зубов. Про их полевые орудия ты забыл?

— Ирландские полки не станут сражаться против своего же народа. Дублинский стрелковый…

— Сражаться они станут. Не против «своего же народа», а против горстки террористов. А чуть первого из них убьют, так будут сражаться с азартом.

— И еще Конноли говорит, что капиталистическое государство не станет применять артиллерию против капиталистической собственности.

— Глупейший аргумент. В 1871 году французы в лучшем виде применили артиллерию против парижских рабочих. Плохо твой герой знает историю.

— Ну, а потом американцы…

— Американцы! Единственная умная вещь, которую сказал твой герой, — это что змеи, которых Святой Патрик выгнал из Ирландии, переплыли Атлантический океан и стали ирландскими американцами.

— Да будет тебе известно, что американцы намерены заключить договор с Германией из-за подводных лодок и объявить Англии войну из-за блокады.

— А почему не наоборот? Никогда американцы не будут воевать с Англией. В жизни не поверю.

— А что, по-твоему, они очень любят Британскую империю? Удар по Британской империи в Ирландии имеет в сто раз большее политическое значение, чем такой же удар, нанесенный в Азии или в Африке. Ребенок может вонзить булавку в сердце великана.

— Это кто сказал, как будто я не знаю.

— А вот и не он. Это сказал Ленин, он русский, пари держу, что ты о нем и не слышал.

— А вот и слышал.

— На нас устремлены глаза всего мира.

— Бедные ирландцы, им всегда так кажется.

— Когда наступает очередь какой-нибудь страны, пусть даже маленькой, восстать против своих тиранов, она представляет угнетенные народы всего мира.

— Я думал, что тираны, которых твои друзья ненавидят больше, чем англичан, — это Уильям Мартин Мэрфи и прочие дублинские работодатели.

— Ты слышал, что Мэрфи уговорил всех работодателей уволить всех годных к службе рабочих, чтобы заставить их идти в армию?

— Будь я твоим учителем, я бы вколотил в тебя немножко здравого смысла. Никогда работодатели на это не пойдут. Это их ударило бы по карману.

— Ну, и нечего тебе издеваться…

— Я не издеваюсь.

— Нет, издеваешься.

— Нет, не издеваюсь.

— Ирландский рабочий живет и питается хуже всех рабочих на Британских островах, а это что-нибудь да значит. И сказала это правительственная комиссия, а не Джеймс Конноли. Ты когда-нибудь был у Джинни, видел, как она живет? Ты знаешь, что во всем Дублине они живут по шесть человек в комнате? Ты знаешь, как они мерзнут зимой? Ты знаешь, что они едят? Знаешь, что с ними бывает, когда они заболевают?

— Все это я знаю, Кэтел. Не ори.

— Так вот, дай только начать, мы их всех двинем. Сразу двинем и англичан, будь они прокляты, и Уильяма Мартина Мэрфи. А закон о гомруле пусть идет псу под хвост.

— Сколько раз я тебе говорил — не ругайся.