Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария

Равич встал.

– Благослови тебя Бог, Роланда! У тебя трезвый ум.

Она улыбнулась, не заподозрив в его словах никакого подвоха. Видимо, и сама так считает. В ясном лице – ни тени усталости. Свеженькое, чистое личико, словно она только что встала. Эта знает, чего хочет. В жизни для нее нет тайн.

Небо прояснилось. Дождь кончился. Стальные писсуары по углам улиц стояли как маленькие бастионы. Швейцар ушел, ночь канула, начинался день, и толпы торопливых прохожих теснились перед дверями подземки, словно это норы, куда их так и тянет провалиться, принося себя в жертву некоему жуткому божеству.

Женщина на софе испуганно вскинулась. Но не вскрикнула – только вздрогнула, издав неясный, приглушенный звук, и так и застыла, приподнявшись на локтях.

– Тихо, тихо, – успокоил ее Равич. – Это всего лишь я. Тот, кто вас сюда и привел пару часов назад.

Женщина перевела дух. Равич толком не мог ее разглядеть: зажженная люстра и вползающее в окно утро заполняли комнату странным, выморочным светом.

– По-моему, это уже пора погасить, – сказал Равич, повернув выключатель.

В висках все еще постукивали мягкие молоточки опьянения.

– Завтракать будете? – спросил он.

Он напрочь забыл о своей гостье и, только забирая у портье ключ, вспомнил, тут же втайне понадеявшись, что та уже ушла. Он-то сам с радостью бы от нее избавился. Он хорошо выпил, шторки сознания в голове раздвинулись, цепочка времени со звоном порвалась, воспоминания и грезы, настырные и бесстрашные, обступили его. Хотелось побыть одному.

– Хотите кофе? – спросил он. – Это единственное, что здесь делают прилично.

Женщина покачала головой. Он глянул на нее пристальнее.

– Что-то не так? Кто-то приходил?

– Нет.

– Но я же вижу: что-то случилось. Вы же смотрите на меня, как на привидение.

Ее губы задрожали.

– Запах, – выдавила она наконец.

– Запах? – недоуменно повторил Равич. – Водка особенно не пахнет. Вишневка и коньяк тоже. А сигареты вы и сами курите. Что вас так напугало?

– Я не о том…

– Бог ты мой, тогда о чем?

– Тот же самый… тот же запах…

– Господи, эфир, что ли? – осенило Равича. – Вы про эфир?

Незнакомка кивнула.

– Вас что, оперировали?

– Нет… Но…

Равич не стал слушать дальше. Он распахнул окно.

– Сейчас выветрится. Можете пока выкурить сигарету.

Он прошел в ванную и отвернул оба крана. Посмотрел на себя в зеркало. Пару часов назад он вот так же тут стоял. Всего пару часов – а человека не стало. Вроде бы ничего особенного. Люди умирают во множестве, каждую секунду. Даже статистика какая-то есть на этот счет. Ничего особенного. Но для того, кто умрет, ничего важнее на свете не будет, ибо этот свет будет жить и кружить уже без него.

Он присел на край ванны и сбросил ботинки. Вечно одно и то же. Неумолимый распорядок бытия. Презренная проза пошлой привычки, вторгающаяся в сияние самых пышных миражей. Сколько бы ни нежились цветущие берега сердца в струях любви, но раз в несколько часов, кто бы ты ни был – поэт, полубог или последний идиот, – тебя стащит с самых блаженных небес потребность помочиться. И никуда ты от этого не денешься! Насмешка природы. Романтический флер над рефлексами желез и урчанием пищеварения. Дьявольская издевка: органы экстаза, одновременно приспособленные для выделений и испусканий. Равич отбросил ботинки в угол. Дурацкое обыкновение раздеваться. Даже от него никуда не деться! Только живя один, понимаешь, какая это чушь. Сколько в этом покорности, сколько самоуничижения. Много раз он из принципа засыпал не раздеваясь, лишь бы перебороть в себе эту слабость. Но все это была только видимость, самообман. От привычки и правил никуда не деться!

Он включил душ. Прохладная вода заструилась по телу. Он глубоко вздохнул и стал вытираться. Благо уютных мелочей. Вода, твое дыхание, вечерний дождь. Только живя один, начинаешь ценить и это. Благодарное отдохновение кожи. Легкое течение крови в кромешном мраке сосудов. Прилечь на опушке. Березы. Белые летние облака. Небо юности. Где они – былые треволнения сердца? Забиты и задавлены суровыми треволнениями бытия.

Он вернулся в комнату. Женщина на софе, укутавшись в одеяло, забилась в самый угол.

– Холодно? – спросил он.

Она покачала головой.

– Страшно?

Она кивнула.

– Вы меня боитесь?

– Нет.

– Чего-то там? – Он указал на окно.

– Да.

Равич закрыл окно.

– Спасибо, – сказала она.

Он видел перед собой ее затылок. Плечи. Дыхание. Признаки жизни, пусть чужой, но жизни. Тепло. Не окоченевшее тело. Что можно подарить другому, кроме тепла? И можно ли подарить больше?

Женщина шевельнулась. Она дрожала. И смотрела на Равича. Он почувствовал, как разом отлегло от сердца. Пришла легкость и блаженная прохлада. Судорога отступила. Открылся простор. Словно он прожил ночь на чужой планете – а теперь снова очутился на Земле. Все вдруг стало просто, ясно: утро, женщина, – больше можно ни о чем не думать.

– Иди сюда, – сказал он.

Она не сводила с него глаз.

– Иди сюда, – повторил он, уже теряя терпение.

Равич проснулся. И сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Ночная гостья, уже одетая, сидела на софе. Но смотрела вовсе не на него, а в окно. Он-то надеялся, что она давно ушла. Ему стало не по себе оттого, что она все еще здесь. По утрам он не выносит возле себя посторонних.

Он прикинул, не попробовать ли снова уснуть, но мешала мысль, что на него будут смотреть. И решил, что пора от незнакомки избавиться. Если она денег ждет, еще проще. Да и вообще – что тут сложного? Он сел на кровати.

– Давно встали?

Вздрогнув, женщина обернулась.

– Не могла больше спать. Извините, если разбудила.

– Вы меня не разбудили.

Она встала.

– Я хотела уйти. Сама не знаю, почему не ушла.

– Подождите. Я сейчас. Только организую для вас завтрак. Знаменитый здешний кофе. На это у нас время еще есть.

Он встал, позвонил. Прошел в ванную. Заметил, что женщина тоже здесь побывала, но все было приведено в порядок, аккуратно разложено по местам, даже использованные полотенца. Пока чистил зубы, слышал, как пришла горничная с завтраком.

Он заторопился.

– Вам было неудобно? – спросил он, выходя из ванной.

– Что? – не поняла женщина.

– Ну, горничная, что она вас видит. Я как-то не подумал.

– Нет. Да она и не удивилась.

Женщина взглянула на поднос. Завтрак был на двоих, хотя Равич об этом не просил.

– Ну, это само собой. Как-никак мы все-таки в Париже. Вот ваш кофе. Голова болит?

– Нет.

– Это хорошо. А у меня болит. Но через часок перестанет. Вот булочки.

– Я не могу.

– Бросьте, можете. Вам просто кажется. Вы попробуйте.

Она взяла булочку. Но снова отложила.

– Правда не могу.

– Тогда выпейте кофе и выкурите сигарету. Солдатский завтрак.

– Хорошо.

Равич уже ел.

– Все еще не проголодались? – спросил он немного погодя.

– Нет.

Незнакомка загасила сигарету.

– Кажется… – начала она, но замялась.

– Что вам кажется? – спросил Равич скорее из вежливости.

– Кажется, мне пора.

– Дорогу знаете? Мы тут около Ваграмского проспекта.

– Не знаю.

– Сами-то вы где живете?

– В гостинице «Верден».

– Так это совсем рядом. Выйдем, я вам покажу. Мне все равно вас мимо портье проводить.

– Да, но не в том…

Она снова осеклась. Деньги, подумал Равич. Как всегда, деньги.

– Если у вас затруднения, я охотно вас выручу.

Он достал бумажник.

– Прекратите! Это еще что! – вспыхнула женщина.

– Ничего! – Равич поспешно спрятал бумажник. – Извините…

Она встала.

– Вы были… Я должна вас поблагодарить… Иначе бы я… Эта ночь… Одна я бы…

Только тут Равич вспомнил, что произошло. Начни она из такого пустяка раздувать любовную историю, это было бы просто смешно. Но что она станет его благодарить – этого уж он никак не ожидал, и это было еще неприятнее.

– Я бы совсем не знала, как быть.

Она все еще стояла перед ним в нерешительности. Какого черта она не уходит?

– Но теперь вы знаете, – пробормотал он, лишь бы что-то сказать.

– Нет. – Женщина посмотрела ему прямо в глаза. – Все еще не знаю. Знаю только, что что-то надо предпринять. Знаю, что нельзя просто так сбежать.

– Это уже немало, – бросил Равич, беря пальто. – Я провожу вас вниз.

– Это не обязательно. Скажите только… – Она снова замялась, мучительно подбирая слова. – Может, вы знаете… что надо делать… когда…

– Когда что? – не дождавшись продолжения, спросил Равич.

– Когда кто-то умер, – выпалила незнакомка, и тут вдруг плечи ее дрогнули. Она даже не всхлипывала, плакала почти беззвучно.

Равич дождался, пока она успокоится.

– У вас кто-то умер?

Она кивнула.

– Вчера вечером?

Она кивнула снова.

– Это вы его убили?

Женщина уставилась на него ошеломленно.

– Что? Что вы сказали?

– Вы его убили? Раз уж вы меня спрашиваете, что делать, я должен знать.