Зеленые холмы Африки - Хемингуэй Эрнест

Но М'Кола был непоколебим.

— Нет, — сказал он и покачал головой. — Хапана! — Таким же тоном он говорил «нет», когда мы выслеживали льва в густых зарослях.

На этом прервался наш светский разговор, и я стал разыскивать почки; брат Римлянина выделил мне кусок из своей доли, я насадил почку на прут между двумя кусками печени и начал поджаривать их над костром.

— Будет отличный завтрак, — сказал я вслух. — Куда вкусней фарша.

Потом мы долго беседовали о черных антилопах. Римлянин не называл их «тарагалла» и вообще не знал этого слова. Сперва я думал, что речь идет о буйволах, потому что Римлянин все время повторял «ньяти», но, оказывается, он хотел этим сказать, что они черны, как буйволы. Потом он начал рисовать их на золе у костра, и стало ясно, что он говорит именно о черной антилопе. Рога ее изогнуты, как восточные сабли, и концами касаются загривка.

— Самцы? — спросил я.

— Самцы и самки.

С помощью Деда и Гаррика я выяснил, что поблизости бродят два стада.

— Завтра?

— Да, — ответил Римлянин. — Завтра.

— Кола, — сказал я. — Сегодня куду. Завтра — черные антилопы, буйволы, симба.

— Не надо буйволы! — ответил он, отрицательно качая головой. — Не надо симба!

— Мы с вандеробо-масаем пойдем на буйволов.

— Да, да, — радостно подтвердил вандеробо-масай.

— Тут близко есть большие слоны, — ввернул Гаррик.

— Завтра на слонов, — сказал я, поддразнивая М'Кола.

— Нет! — Он понимал, что я его поддразниваю, но и слышать не хотел ничего подобного.

— Да, да, на слонов, — сказал я. — На буйволов, на симба и на леопарда.

Вандеробо-масай взволнованно кивал:

— И на носорога, — добавил он.

— Хапана! — сказал М'Кола уже страдальчески.

— На тех холмах много буйволов, — перевел Дед слова Римлянина, который в сильном возбуждении вскочил на ноги и указывал куда-то вдаль, за хижины.

— Хапана! Хапана! Хапана! — твердил М'Кола решительно. — Еще пива? — Он отложил нож.

— Ну, ну, не сердись, я пошутил.

М'Кола присел рядом со мной и заговорил, пытаясь объяснить что-то. Он упомянул имя Старика, — видимо, хотел сказать, что Старику это не понравилось бы, что он не допустил бы этого.

— Я пошутил, — сказал я по-английски. Потом добавил на суахили: — Завтра на черных антилоп?

— Да, — горячо подхватил он. — На антилоп. Потом мы с Римлянином долго беседовали, я говорил по-испански, а он уж не знаю по-каковски, и так мы с ним, кажется, разработали весь план кампании на завтрашний день.

Глава тринадцатая

Не помню, ложился ли я в ту ночь, припоминаю лишь, что сидел у костра в сером предрассветном сумраке с кружкой горячего чая в руке, а мой завтрак на вертеле имел не очень-то привлекательный вид и был весь покрыт золой. Рядом стоял Римлянин и ораторствовал, указывая в ту сторону, где занималась заря, и, помнится, я подумал; неужели этот болтун проговорил всю ночь?

Шкуры, снятые с голов куну, были разложены на земле и густо посыпаны солью, а черепа с рогами прислонены к бревенчатой стене хижины. М'Кола уже свертывал шкуры. Камау принес мне консервы, и я велел открыть банку с компотом. Ночной холод еще не рассеялся, и я быстро поел консервированных фруктов со сладким прохладным соком, выпил еще кружку чая, пошел в палатку, оделся и переобулся.

Все были готовы в путь. Римлянин сказал, что мы вернемся к полудню.

Вести нас должен был брат Римлянина. Насколько я понял, Римлянин решил выследить одно стадо черных антилоп, а отыскать второе предоставил нам. Мы выступили. Впереди шел брат Римлянина в «тоге» и с копьем, за ним — я со спрингфилдом на ремне и цейсовским биноклем в кармане, а за нами — М'Кола с биноклем Старика через одно плечо и флягой через другое, с охотничьим ножом, точильным камнем, запасной коробкой патронов и плитками шоколада в карманах и с ружьем за спиной, Дед с фотоаппаратом, Гаррик с кинокамерой и вандеробо-масай с копьем, луком и стрелами.

Когда мы, простясь с Римлянином, вышли за колючую изгородь, в просвете между холмами показалось солнце и озарило поле, хижины и голубые холмы. День обещал быть погожим и безоблачным.

Проводник повел нас через густую чащу, в которой одежда мгновенно намокла, потом по редколесью, потом — по крутому подъему, пока мы не очутились на вершине холма, который высился у края того поля, где мы стали лагерем. Отсюда наш путь лежал по удобной ровной тропе через другие холмы, еще не освещенные солнцем. Немного сонный, я наслаждался прохладой раннего утра и шагал машинально, однако меня начинала беспокоить мысль, что нас слишком много и мы неизбежно спугнем дичь, хотя каждый делает все, чтобы двигаться без шума. Вдруг на тропе показались двое людей, шедших нам навстречу.