Гечевара - Чепурина Мария

Короче, тот новый порядок, которой был целью борьбы Алексея, пришёл на всю Землю. Исчезли гламур, потреблятство, буржуи, мещанские ценности, vip-ы и всё остальное. Дурацкой попсе больше нет места в телеэфире: повсюду играют хард-рок или музыку панков. Двуколкин приходит к себе на работу в изорванных джинсах. Его секретарша имеет серёжку в носу, голубой цвет волос и хиповские феньки. Грибы, анаша – всё дозволено. Осенью детки несут в первый класс рюкзачки, на которых портреты Че Гевары. В школьных хрестоматиях – отрывки из Лимонова, Уэлша, Омлетова. Конечно, матюги в их книгах ни один редактор не заменит многоточием. Земле, где победила Революция, чужда мещанская стыдливость.

Да, на первый взгляд всё хорошо.

Но – вот беда! – последний год Алёшу всё сильнее беспокоят дети. Их двое у них с Лизаветой: конечно же, мальчик и девочка.

Старшей, Алейде, уже девятнадцать. Двуколкин всегда находил её странной. Девчонка любила игрушечных мишек, нелепые платья с оборками, книги Жюльетты Бенцони и розовый цвет. Вместе с тем дочь была равнодушна к галюциногенным грибам, чёрным кожаным курткам и пирсингу. Эта девчонка дошла до того, что вообще не брала в рот ни капли спиртного, совсем не курила и не материлась! А в прошлом году Алексей с Лизаветой узнали, что дочь написала роман. Она долго носилась по разным издательствам – тщетно. Роман не печатали. Всё дело в том, что тот был неформатным: без секса, насилия, мата и гноя. Ну где это видано! Бедная Аля рыдала, но книга её не пошла ни в одну из издательских серий. Конечно, Двуколкин жалел дочь, но всё же в душе был согласен с редакцией: нефиг печатать такое дерьмо!

Эрнест Алексеевич, младший, пятнадцати лет, оказался таким же проблемным ребёнком. Несчастную мать чуть не стукнул кондратий, когда он явился домой – не поверите! – в галстуке. Где отыскал?! На помойке? Ну, разве что. В следующий раз этот трудный подросток сказал, что не хочет носить ирокез и желает подстричься по-старому, просто и коротко. Лиза и Лёша терпели все эти нелепые выходки: даже когда их пацан притащил канарейку и фикус в большом самоваре. Вот только однажды, услышав из комнаты сына кошмарные трели старинного певца Киркорова, Лёша не выдержал и побежал за ремнём.

А вчера на них с Лизой обрушился жуткий удар. Алейда явилась домой с непонятным субъектом во фраке (!) и с запахом одеколона. Дочь заявила:

– Папа, мама, вот это – мой муж!

Бедной Лизе тут стало так плохо, что дело чуть-чуть не дошло до больницы.

– Муж! Муж! – восклицала она. – Нет, отец, но ты слышал?! Она вышла замуж! Она расписалась в загсе! Она поклялась в вечной верности! С белой фатой! И с венчанием! Вот это позор! Моя дочь, дочь Пинковой, подвержена этим мещанским традициям!

Лёша как мог, успокаивал Лизу, но зол был не меньше её. Эта глупая девка просто убила отца презрением к общественным ценностям! И сильнее всего он боялся, что Аля была ещё девушкой. Это бы не лезло уже ни в какие ворота!

– Всё ты виноват! – говорила мамаша. – Твоё воспитание! Вот, упустили девчонку! Смотри, она «химию» сделала, рожа бесстыжая!

Как так случилось? Двуколкин ведь очень старался, хотел, чтобы дети росли прогрессивными и контркультурными, то есть, такими, как он! А теперь получилось…

– Ну, хватит стонать! – повторяла Алейда родителям. – Ну, поженились. И что тут такого ужасного? Это же просто штамп в паспорте…

Екатеринбург,

апрель 2006 – январь 2007