Тяжело в учении, легко в бою - Уэлш Ирвин

Пустыня оборвалась еще одним городком с глухими заборами и воротами. Именно такие городки и поносил Хэллидей в своих фильмах и книгах. Его непрестанно терзало, что жизнь здесь загнивает: бетон, проповедники, тупое телевидение, скаредность улыбчивых толстосумов, которые делают деньги на всем этом дерьме. А эти затраханные бабуины только улыбались, пока всякие мерзавцы снова и снова унижали их. Несмотря на то, что Глен Хэллидей уже умер, он все еще бесил придурков из Коллинза.

Городок походил на бесконечное множество других, через которые я проехал. В застывшем пустынном воздухе болтался американский флаг, вялый, как член старикашки из теснящихся на обочине домов престарелых. Городок закончился, и я снова поехал по пустыне, такой необъятной, что в зеркале заднего вида ей не было ни конца, ни края. Наконец я добрался до фермы Иоланды, где воду использовали, только чтобы наполнять бассейн, а земля по цвету сравнялось с бурой медвежьей задницей.

Дом был низенький и оштукатуренный. Довольно просторный, но по размеру не сравнить с огромной каменной стеной, которая окружала его по периметру, и со здоровенными железными воротами. Все строения выкрашены в белый цвет, а во дворе виднелись деревья и редкие кактусы.

Н-да, старушка Иоланда не больно-то жалует гостей. Единственный, кого я встретил, был чистильщик бассейна. Содержанию бассейна здесь всегда уделялось особое внимание. Это казалось мне чистым безумием, тем более что хозяйка никогда его не использовала. Хотя, наверное, трудно жить в таких местах и оставаться в здравом уме.

Я проехал мимо бассейна, и парень наверняка меня заметил, но виду не подал, он продолжал снимать грязную пену с поверхности воды. Лицо у него было довольно гнусное. Глазки-щелочки, узенький рот, плотная складка под носом. Иоланда встретила меня в дверях, на ней был купальник. Она поцеловала меня в щеку, и я слегка поморщился; от Иоланды исходил странный прогорклый запах, которого в прошлый раз я не учуял. Она пригласила меня в дом. Гостиная была выкрашена в белый, два больших вентилятора изо всех сил гоняли воздух. Тем не менее прохлада больше исходила от сланцевой плитки на полу. Иоланда пошла приготовить мне лимонад, и я слышал, как она разговаривает с кем-то: «Эсмеральда, ну что ты так на меня смотришь…»

Поначалу я решил, что в доме есть кто-то еще, затем подумал, что она, должно быть, болтает с кошкой или с собачонкой. Только потом я понял, что слова адресовались чучелу кошки, которое стояло на старом буфете красного дерева. Иоланда – да, она настаивала, что я должен называть ее именно так – была странной бабенкой, этого у нее не отнять, но по крайней мере она с охотой помогала мне в исследовании, касавшемся ее покойного мужа.

Иоланда вернулась с напитками: мне – лимонад, себе – джин; я снял ботинки и почувствовал, что ступни мокрые от пота. Приятно было ступить на холодный сланцевый пол.

– У вас тут здорово, – сообщил я.

– Это все подземное охлаждение. Холодильная система остужает воду, которую выкачивают из водоносного слоя. В бассейн идет та же вода, но, несмотря на фильтр, там все равно хватает минеральных солей и отложений. Потому-то Барри так часто и приезжает.

Она махнула рукой в сторону бассейна, где трудился парень-чистильщик.

Я не знал толко.м, что такое водоносный слой, но в этом сукином сыне воды, наверное, хватало. Я хотел было спросить Иоланду, потом понял, что распространяться она может долго, а мне пора переходить к делу.

– Мадам, итак, я хотел бы узнать про Глена как можно больше. Он ведь был вашим четвертым мужем?

– Точно, – улыбнулась она, поднося к губам стакан с джином.

– Как вам кажется, вы были близки? – Понимая, как тупо прозвучал мой вопрос, я тут же извинился: – Простите. Кажется, я говорю как какой-нибудь окружной прокурор. Просто мне хотелось бы понять суть ваших отношений.

Иоланда улыбнулась и уютно устроилась в кресле, словно большая кошка, которая вот-вот замурлычет от радости.

– Дорогуша, ты же сам сказал, он был номер четыре. Я выходила замуж по любви, ради секса, ради денег, но к четвертому браку особенно ничего не ждешь.

– А дружба?

Иоланда поморщилась:

– Господи, терпеть не могу это слово. Впрочем, оно не хуже любого другого, – признала она.

Впервые в ее голосе и выражении лица я уловил горечь. И эта горечь явно была связана с Гленом Хэллидеем.

– Что вы знали о его работе в кино?