Орлиная степь - Бубеннов Михаил Семенович

Сразу же после пересмены Леонид засобирался в Лебяжье — на похороны Куприяна Захаровича. Подсторожив, когда Леонид после завтрака вышел из палатки покурить и задумался, Светлана бесшумно приблизилась к нему, прижалась к его руке и заговорила:

— Степь-то! Вся в огне!

Леонид дымил задумчиво и молча. Безнадежно пытаясь развеселить его, Светлана шутливо напомнила о его снах.

— Во сне-то так же вот горела?

— Ярче, — ответил Леонид странным тоном, который уже не раз пугал Светлану.

Нечего и говорить, за последние дни много бед свалилось на голову Леонида. Светлана понимала, что ему не до нее, и потому не искала встреч, зря не попадалась на глаза. Для всей бригады праздник был не в праздник, а для Светланы и того хуже. Но все это как ни трудно, а можно бы пережить, да вот беда: Светлане как-то показалось, что Леонид уединяется не столько для того, чтобы в одиночку пережить все неприятности, сколько потому, что стыдится и избегает ее…

— Тревожно мне, — вновь заговорила Светлана.

Леонид вдруг замер и молчал около минуты.

— Чего же ты боишься? — спросил он, понимая, что должен это спросить, но очень боясь своего вопроса.

— Всего, — ответила Светлана, помедлив, явно не решаясь говорить откровенно. — Всего на свете!

В Леониде все дрогнуло и застыло: по тому, как ответила Светлана, видно было, что боится она не всего на свете, а лишь одной страшной для нее беды.

Никакие события, шумевшие над Заячьим колком, не могли приостановить в страдающей душе Леонида той тяжелейшей и сложнейшей работы, начало которой было положено три дня назад встречей с Хмелько на зловещей вечерней заре. Все его попытки понять и объяснить себе, как же произошло то, что произошло тогда, так и оставались безуспешными. Почему он, хотя и видел в ней свою беду, сам рванулся к ней навстречу? Пусть хотя бы и какие-то минуты, но ведь желал же он быть близким с ней? Не умея объяснить даже себе, чем отравила его Хмелько, Леонид тем более не знал, как объяснить это Светлане. Но еще чаще останавливала его мысль о том, что будет со Светланой, когда она. услышит о его встрече с Хмелько. Что же делать? Сколько еще молчать? День, два, три? Может быть, вообще промолчать? Ведь ничего не было. Что лучше в данном случае: правда или ложь? Не так-то просто было решить эти вопросы человеку, только что вступившему в жизнь, и он волей-неволей уже третий день откладывал свое признание. «Рассказать бы обо всем начистоту… Но как рассказать, если она так боится правды? — подумал Леонид теперь, чувствуя, как Светлана вздрагивает возле него. — Пусть она перестанет бояться правды! Да и не время сейчас. Не до этого… Вот вернусь из Лебяжьего — и тогда все расскажу…»

— Почему же ты всего боишься? — спросил Леонид.

— Я не пойму, что случилось со мной, — отвечала Светлана. — Я и на самом деле всего боюсь. Почему-то… даже тебя. Вот и сейчас: я разговариваю с тобой, а сердце так и обмирает. Мне все кажется, что ты вот-вот что-то сделаешь или что-то скажешь…

— Ты устала, — перебил ее Леонид.

— Странно ведь, да? — продолжала Светлана. — Но почему все же мне так кажется? Раньше этого не было. Мне никогда не было боязно с тобой.

— Отдохни, усни, — хмурясь, посоветовал Леонид, зная, что говорит совершенно ненужные слова.

Заметив, что Леонид взглянул на солнце, Светлана поняла, что он собирается уходить, и промолчала, о чем-то думая и сожалея. Потом тихонько попросила:

— Не ездил бы ты…

Леонид обрадовался новому повороту разговора, хотя и этот поворот не мог быть для него приятным.

— А почему? — спросил он быстро.

— В селе шумят очень, — оглянувшись на палатку, ответила Светлана шепотом. — Два дня гуляли, а ведь пьяные, знаешь, какие? Одного тебя винят в его смерти.

— Знаю, — ответил Леонид.

— Зачем же едешь? Пошли кого-нибудь.

— Именно потому и еду, что шумят. Пусть скажут в глаза, что думают обо мне.

— Что могут сказать тебе пьяные?

— Мало доблести прятаться в кусты.

— Да в чем твоя вина? — едва не закричала Светлана.

— К сожалению, вина есть.

— Ты наговариваешь на себя! Ты сам себя казнишь!

— Напрасно ты, маленькая, защищаешь меня от самого себя. — Леонид ласково прижал Светлану к себе. — И напрасно думаешь, что я копаюсь в своей душе. Не та натура! Но я уже достаточно нагляделся, как люди губят друг друга. У нас еще очень много неоправданной жестокости, черствости, недоброжелательства. Ссылаются на переходное время, а по-моему, все дело в нашем очень живучем невежестве… Мне это теперь, после его смерти, хорошо видно. Многому научила меня эта смерть! Наше невежество делает, нас иногда убийцами!