Том 6. Третий лишний - Конецкий Виктор

Пока он рассказывал, я почему-то вспомнил, как уже порядочно лет после войны мать вернулась из магазина вся в слезах. Оказывается, видела, как продавщица влила в бидон сметаны сколько-то там простого молока — разбавила для своей наживы. И вот мать плакала не от жидкой сметаны, а потому, что сделала это все продавщица на глазах всей очереди, нагло, открыто. И вся очередь рабски молчала… А на материнский упрек продавщица ответила: „А мне детей кормить надо?“…»

Из всех записок Геннадия Петровича видно, что когда острота в восприятии грубости и пошлости жизни достигает слишком высокой степени, то происходит душевная катастрофа — человек сходит с ума.

Но довольно долго мне представлялось, что автор бежал в кашалота, чтобы уклониться от непомерности жизненной ноши.

Спустя годы меня осенило, что он, забираясь по стопам дезертира Ионы в брюхо кашалота, возможно, и не думал о бегстве от зла, от жизненных сложностей и перегрузок. Нет! Наоборот. Он задумал атаковать Зло мира изнутри! Но не преуспел в этом, как, впрочем, и Ахав Мелвилла. Мой больной автор записок никак не был пескарем, ибо верил в возможность счастья для людей и хотел драться за него. Хотя, конечно, гуманитарно-интеллигентская сущность души и натуры его и представить не могла жестокой последовательности безумного капитана «Пекода».

И вот он погиб вместе с кашалотом в струях холодного Фолклендского течения под винтами теплохода.

Иначе и быть не могло.

Говорят, что несколько лет назад, когда в Антарктиде еще совсем не существовало инфекционных микробов, зимовщики так отвыкали от любой заразы, что поголовно валились с гриппом, когда получали корреспонденцию из дома. И ласковые письма к ним приходилось перед отправкой в Антарктиду стерилизовать. Ну а истончившуюся человеческую душу от плохого в жизни уже ничем не защитить…

Получили теплое обмундирование.

Ватные брюки приблизительно в норме. Валенки (на резине) великоваты, но терпимо. Тулуп огромен, но уютен. Варежки — на меху! Люкс!

Растения уругвайских припортовых пустырей в каюте хорошо цветут. Ветки эвкалипта и сосновые (с шишками) покачиваются на кренах и шуршат обаятельно.

Пошла прибавка полярных к зарплате в 1,7 %.

Туман, туман, туман.

Тьма.

Зыбь слабая, но у датского прожектора, подключенного на месте носового якорного огня, то и дело выбивает предохранитель. Заштилило, а по прогнозу, который нам дали с Молодежной, здесь шесть-семь баллов штормик. В адрес антарктических прогнозистов отпускаются шуточки: зачем они здесь сидят, если и у себя под самым носом ничего толком предсказать не могут?..

Устойчивая связь с теплоходом-дальневосточником «Капитан Марков». Он идет к Дружной.

Старпом докладывает:

— Виктор Викторович, «Капитан Марков» будет готов слиться с нами в экстазе ровно через двое суток!

Итак, мы уже не одни здесь.

Вспоминаю, что в какой-то степени обязан и «Капитану Маркову» тем, что нынче колыхаюсь в Южном океане.

Год назад оказался в «стреле» в одном купе с молоденьким парнишкой. Выяснилось, что он третий или второй электромеханик с теплохода «Капитан Марков». «Марков» только что пришел из Владивостока в Ленинград Северным морским путем и через неделю снимался из Ленинграда на Антарктиду. Парнишка же ехал в Москву с сувенирами для подшефной школы. И у меня вдруг засвербило: вот это рейс — сразу от полюса до полюса! И делает такой рейс молоденький паренек, а я что? Хорошо бы самому…

Вот и плыву.

В шесть двадцать утра старпом орет от радара:

— Есть! Первый пойман! — Так орут, поймав комара.

— Кого поймали?

— Первый айзенберг!

Итак, первый айсберг обнаружен на меридиане мыса Кейп-Норт острова Южная Георгия в дистанции от острова в сто восемьдесят миль. Это я уточняю для памяти, когда наношу координаты айсберга на карту.

Широта 51°, долгота 38° западная.

В ночной темной рубке возникает девчонка лет девятнадцати. Она смущается старпома и меня, но ей очень нужна вода — хоть на десять минут пресной воды в душ. От стеснения девчонка подшаркивает ногами, как бы зачеркивая след одной ноги другой. При этом смешно придерживает юбчонку. Славная девчонка, она кормит ночную вахту. И старпом обещает дать воды. Потом говорит мне:

— Она левой ногой пишет, а правой зачеркивает — заметили? Вот так минут пять, а потом: «Дайте, пожалуйста, ключи от бани…»