Том 6. Третий лишний - Конецкий Виктор

— Я сам там буду!

— Доктора подняли? — спросил я университетского полиглота.

— Да!

— Директора ресторана? Повара?

— А они зачем? — заинтересовался полиглот.

— Горячий чай! Кофе! Бутерброды! Людей простудим!

Сто лет назад моряки в шканечных журналах не оценивали волнение в баллах, как мы нынче. Писали словами: «Море чрезвычайно взволнованно», «Море высоко и бурно». О видимости писали не в милях и кабельтовых. В средней силы бурю: «Видимость мрачная». В ураган: «Все покрыто» — короче и впечатляюще не скажешь!

Так вот, влипли мы в катавасию чрезвычайно взволнованного океана, и все вокруг было покрыто. И при тесном общении с высоким и бурным океаном невольно вспоминались вещие слова о том, что в море глубины не изведаешь, как не изведаешь в людях правды…

Доктор с медсестрой довольно резво и без паники развернули перевязочный пункт в музыкальном салоне — конечно, на том месте, где пассажирский помощник убрал ковер.

Витя Мышкеев, мрачный с недосыпу, брезгливо, как кот по луже, лазал по разбитым каютам, высвечивал ручным фонариком отдельные кадры мокрого хаоса, ругался, на ходу успел пробормотать мне из черного юмора: «Я спросил электрика Петрова: „Почему у вас на шее провод?“ Ничего Петров не отвечает, только тихо ботами качает…»

Безотказные наши в аварийных ситуациях матросики уже тащили доски, брусья, клинья. Старый пройдоха боцман, который когда-то на «Балтике» возил в Нью-Йорк весьма высокое начальство (Хрущева) и перепугал насмерть охрану, явившись в каюту с кривым ятаганом — боцманским ножом — «ловить скрип», то есть искать доску обшивки, скрипящую в качке и мешающую начальству спать, теперь ловил в мокром месиве фотоаппараты, кинокамеры и другие ценности пассажиров.

Я пошел на мостик.

Там собралось народа значительно больше, нежели рекомендуется для нормальной работы судоводителей. И наставник, и капитан, и стармех, и помполит, которому следовало быть в низах или, в крайнем случае, выбивать из администрации по сто граммов коньяку для пострадавших пассажиров.

Было около часа ночи.

И при взгляде на ночной бушующий океан мне почему-то представилось, как волна-выродок в данный момент докатывает к первому айсбергу, и какой там раздается залп-салют в честь мироздания, и в какую звездную высь взлетают сотни или тысячи тонн брызг — пожалуй, повыше Адмиралтейской иглы! И как айсберг замедленно-рефлектирующе начинает клонить главу долу и бухается на колени, то бишь переворачивается… Да, встреть мы эту волну вблизи берега среди айсбергов, и все песенки были бы спеты в одну секунду: не успели бы пробормотать и сомовские слова о «подошедшей арии»…

Спросил Игоря Аркадьевича об обстоятельствах стыковки с убийцей. Он рассказал, что какая-то длинная засветка на экране радара была, но он принял ее за плотный снеговой заряд, ибо двигалась она с очень большой скоростью на фоне отражений обыкновенных штормовых волн. Высоту убийцы он оценивал в двенадцать-пятнадцать метров. Визуально обнаружил приближение чего-то непонятно-жуткого, когда судно начало стремительно клониться в сторону, откуда из штормовой тьмы и накатила потом волна. Больше толком ничего не видел, потому что вынужден был во что-то вцепиться и висел, вцепившись во что-то, пока волна не прошла. Командовать на руль что-нибудь было поздно, да он и не знал, что командовать. В рубке находится капитан-наставник, который тоже ни на руль, ни в машину ничего не скомандовал. Через минуту после столкновения на мостике возник капитан, сразу подвернул под ветер на пятнадцать градусов и убавил ход на двадцать оборотов. После этого «считать мы стали раны»…

— Юрий Иванович, — сказал я капитану. — Сейчас подмоченных бедолаг соберут в столовой чаем поить. Спустились бы к ним?

— Зачем, стало быть, Виктор Викторович?

— Ну, когда к пассажирам спускается сам капитан, приносит извинения и объясняет происходящее, то это никогда не бывает лишним.

— За что, так сказять, мне извиняться? За стихию, за форс-мажор? Этак они действительно поверят в какую-то вину экипажа. А кто про волну-убийцу знал? Я про них раньше только в книжках читал. А когда знаешь о чем-нибудь только из книжек, то всегда остается червь сомнения: может, враки, вроде морского змия?

— А зеленый луч помнишь? — спросил я.

— Нашли время для воспоминаний. Посоветуйте, куда двадцать человек, без коек оставшихся, девать?