Сердце на ладони - Шамякин Иван Петрович

Маша сказала тихо:

— Ты петух задиристый.

— А ты рыжая курица, — огрызнулся Славик.

Она не обиделась. Славика это несколько обескуражило. Он надулся и замолчал.

— …Мы можем воспитывать человека себя в бригаде, — доказывал Тарасу его сосеВасиль Лопатин. — А воспитывать начальник смены, инженера — нам, рабочим!.. Его институт не воспитал…

Василь, самый старший в бригаде, приехал с женой. Славик заметил, что полная, кажется беременная женщина сама ела мало, застенчиво, а мужу подкладывала самые вкусные большие куски и все время подливала вина. Он выпивал втихую, как воду. Славика это развеселило.

«Вон ваши праведники как действуют», — хотелось ему сказать Генриху. Но тот разговаривал с Иваном.

— Толстовская философия у тебя. Иной раз надо и по морде дать, — кипятился Иван.

«Обо мне, дьяволы. Попробуй, дай…», — подумал Славик, но задираться ему больше не хотелось.

Костя и Виктор болтают, смеются на другом конце стола, у них свои темы: спорт, рекорды, голуби.

— Наташка, поела? Беги, гуляй.

— Что ты, папа? Я люблю, когда гости. Ты разве не знаешь?

— Гостеприимная особа! — усмехнулся Ярош.

— Однажды на именины она пригласила два класса — свой и параллельный. Помнишь, Антон?

— У нас Славик был такой. «Выл… Будто меня уже похоронили».

— Мальчики, ешьте. Все, что на столе, должно быть съедено. Кирилл, предлагай тост.

— Правда, Костя интересный? Как цыган. Смотри, какие глаза. Как угли. А зубы какие!..

«О, моя сестрица начала заглядываться на парней. Пора, пора, старая монашка!»

Славик заскучал и стал искать, чем бы позабавиться. Подвинулся ближе к Маше, коснулся ногой ее ноги. Она строго глянула на него и убрала ногу.

Ярош с любопытством присматривался к мо-лодежи. Его интересовала всякая молодежь: молодые врачи, сестры, санитарки, но товарищи Тараса в особенности. Рабочий класс. Творцы материальных ценностей.

Перед обедом Ярош гонял с ребятами мяч на выкошенном лугу, соревновался в плавании, загорал. Слушал их разговоры. Но на отдыхе слова и мысли были легкие, как тот мяч, который они гоняли. Он постучал вилкой по стакану:

— Минуточку, друзья. Скучновато становится за нашим столом. Сепаратные разговоры, споры… Давайте попробуем поговорить сообща. О чем? Ответим, например, на такую анкету: мои мечгы, мои представления о будущем — чего я хочу, к чему стремлюсь… Тихо! Не скрою: мы с Кириллом Васильевичем часто спорим насчёт идеалов молодого поколения. Один уговор: отвечать честно, можно в шутку, только упаси боже — не по-газетному. Корреспондентов тут нет.

— А Кирилл Васильевич?

— У него принцип: когда я ем…

— То глух и нем.

Зсмеялись, зашевелились, немножко озадаченные неожиданный предложением.

Славик ухмыльнулся.

— Так кто начнет, ребята? — приглашал Ярош.

— Костя! — подсказала жена Лопатина. Тот самый Костя, которым восхищалась

Ира, маленький, подвижной, смешливый, вскочил, как школьник.

— Садитесь, Костя, что вы! — запротестовала Валентина Андреевна. — Этак получится не дружеская беседа, а какой-то экзамен. Ты сам начни, Антон Кузьмич.

— Нет, я потом скажу, о чем мечтал, когда мне было столько же лет. Сравним…

— Я скажу, — отозвался Костя, усаживаясь обратно. — Я думаю обо всем… О девчатах…

— Вот это честно! — засмеялся Славик. Но его не поддержали, может быть, потому,

что Костя тут же принялся горячо объяснять:

— Женщина красит жизнь, все красивое от женщины. Еще я много думаю о космических полетах. Но знаете, самому мне почему-то не хочется туда лететь.

— Трусишь? — насмешливо перебил Славик и обрадовался, что на этот раз вызвал смех.

— Нет, не трушу, — не смутился Костя. — Просто люблю землю… Деревья и цветы. Я так полагаю, что при коммунизме все люди должны жить среди деревьев и цветов. Тогда все будут добрые, веселые…

— Правильно! Я тоже за то, чтоб все стали дачниками.

— Слава! Вылетишь из-за стола, как пробка из бутылки, — не выдержал, наконец, Ши-кович-старший.

— Молчу, как фаршированная рыба. — Славик зажал рот ладонью.

— Короче говоря, я хотел бы жить в обществе, где не будет людей злобных, несправедливых, нечестных…

— Это же христианские идеалы! — возмутился Иван Ходас. — Костя думает, что такое общество поднесут ему на блюдечке: пожалуйста, Костя, живи, сажай цветочки, расти деток… А для меня радость в борьбе. И я считаю, что коммунизм — это высшая форма борьбы.