Сердце на ладони - Шамякин Иван Петрович

Когда занялись Левановичем, Кирилл спросил:

— Мне можно идти?

— Почему? Послушайте других. Вам будет полезно. И интересно, — сказал Тужиков.

Но Тарасов, внимательно наблюдавший за ним, неожиданно разрешил.

13

Кирилл, пожалуй, не только не «разрядился», как ему, измученному физически и душевно, почудилось, а наоборот, «зарядился».

Он почувствовал это на следующий день. События, отделенные сутками, представились совсем иными. Он раньше всего подумал о Зосе. Жива ли? Позвонил в больницу (ночевал в городе). Ярош к телефону не подошел: он не оставлял больную. Кирилл прорвался в отделение, после вчерашнего происшествия его все знали и дали халат.

Зося лежала в маленькой послеоперационной палате. Как и во время операции, к ней были подключены датчики приборов. Дежурили врачи и сестры. Зосю держали на кислороде. Шикович не решился переступить порог палаты, где шла борьба между жизнью и смертью.

Ярош вышел в коридор. Может быть, только мешки под глазами выдавали, что он провел бессонную ночь. А больше никаких признаков усталости. Даже побрился, как каждое утро.

— Что? — нетерпеливо спросил Шикович, сжав его руки у локтей и снизу вверх заглядывая в глаза.

— Ты думал, операцией все кончается? Операция только начало борьбы… Были критические минуты. Но, кажется, мы победили…

— Дай я обниму тебя. Ярош отступил.

— Пожалуйста, без сантиментов.

— Ну, черт с тобой.

— Спасибо. Ты что, выпил вчера?

— А тебе какое дело? Пресный моралист! — повернулся и пошел по длинному коридору.

Можно было подумать, что они поссорились. Но Ярош смотрел вслед другу с доброй улыбкой, как иной раз глядит взрослый умный человек на смешную выходку подростка. Крикнул:

— Передай моим, что я и сегодня не приеду.

Шикович обернулся, отсалютовал рукой. Эта короткая встреча с другом окончательно приободрила. А все пережитое накануне придало, энергии.

И Кирилл снова устремился на поиски.

…Недели две назад он заходил в КГБ. Подполковник Вагин, высокий брюнет, совсем молодой («Видно, не так давно из комсомола», — подумал Шикович), принял его радушно. Сразу заговорил о литературе, о новинках, словно сам радуясь случаю убедиться в своей начитанности.

Выслушав просьбу Шиковича поискать в спецархивах материалы о деятельности патриотов и предателей в их городе во время оккупации, Вагин загорелся. Рассказ про подполье, про первый горком, группы Мельника и Дубец-кого, про Вараву, Гончарова, тетку Любу, Яроша и, наконец, про Савича он выслушал с жадным интересом. А дело Савича, так показалось Шиковичу, прямо-таки захватило его. Он тут же вызвал капитана Сербановского. Вошел седой сутулый человек.

— Слушаю, Андрей Астахович.

— Садитесь, Анатолий Борисович, — пригласил подполковник. — Познакомьтесь.

Капитан кивнул Шиковичу, но руки не подал. Сел на стул напротив, неуклюже как-то сел, еще больше сгорбился и, сцепив пальцы, стал разглядывать свои большие, как у дровосека, ладони.

Вагин сам изложил ему просьбу писателя, Кирилл удивленно отметил про себя, что подполковник безошибочно запомнил все фамилии.

«Завидная память».

Капитан, казалось, слушал безучастно. Раза два поднял глаза, в них — ни искры любопытства. Шиковичу рассказывали об этом человеке капитан работал в их городе ещё в тридцать седьмом году, и теперь Кирилл подумал об этом с неприязнью.

Перебив начальника, Шикович сказал:

— Из тех, кто сотрудничал с оккупантами, меня больше всего интересует Савич.

Капитан коротким взглядом опытного следователя как бы насквозь просветил Шиковича:

— В каком смысле?

— Я убежден, что доктор умер честным советским человеком.

— Доказательства, догадки?

— И то и другое. Нужно документальное подтверждение.

— Вы хотите писать роман или заняться посмертной реабилитацией?

— А вы считаете, что это несовместимо? — спросил Шикович. — Я хочу написать документальную повесть, которая была бы правдивым свидетельством… Народ должен знать и героев и предателей.

— Вам известно, что в городе живет дочь Савича? — спросил после паузы капитан.

— Известно. — Кирилл хотел было рассказать, что ей предстоит очень сложная операция, которая может кончиться трагически; даже Ярош не гарантирует жизнь.

Но капитан вдруг встал, обратился к своему начальнику по-военному: