Том 6. Третий лишний - Конецкий Виктор

Юра разговаривал по телефону с вахтенным помощником, объяснял ему, что если после двадцати одного часа по местному времени к судну подкатит на лимузине хоть бог, хоть царь, хоть сам консул, пусть он катит дальше к чертовой матери, потому что капитан отдыхает и категорически приказал его не будить. Если же все-таки гость к чертовой матери ехать откажется, то пусть им займется капитан-наставник.

— Симпатичный у тебя наставник, — сказал я, любуясь «Головой клоуна» Бернара Бюффе. (Кстати, я засунул эту голову в один неполучившийся сценарий, и ее немедленно спер и повесил в «Осеннем марафоне» Георгий Данелия.)

Юра согласился с тем, что наставник оказал судну могучую помощь.

Я сказал, что наставник уже стар для моря, но все же моряк с большим прошлым, черт бы его побрал за это. А что средний период моей морской биографии характерен тем, что я тогда вовсе утратил способность замечать в судьбах соплавателей что-либо особенное, отличающее их от сухопутных людей. Но вот началась серия смертей, и сумасшествий, и нелепых аварий среди одногодков. И никуда я не могу деться от ощущения, что морские судьбы — особенные судьбы. И с ума здесь свихиваются оригинально. Здесь вспомнил Валю Кравченко. Шел он из Дудинки на Сирию штилевым Северным морем. И вдруг спрашивает, посмеиваясь, у штурманов: «А попадем мы, ребятки, в Английский канал, а? Он ведь узкий! Не промахнемся?» Не промахнулись, попали. В Бискайском заливе Валя опять интересуется у помощников: «А попадем ли мы в Гибралтар, ребятки? Он ведь узкий! Не промахнуться бы!» Ну, штурмана, конечно, смеются: шутник у них мастер, шебутной капитан — с таким и плавать легче. Потом заметили, что он и в одиночестве шутит: играет у себя в каюте фуражкой в маялку. Все остальное прекрасно, морячина опытнейший, автор книги по управлению судном в шторм. Пришли в Латакию, отдали якорь на рейде, якорь не забирает. Оказалось, отклепался якорь от цепи. Плохо за ним старпом с боцманом смотрели. Конечно, веселого здесь мало — водолазов вызывать, валютой платить, но ничего катастрофического, сногсшибательного. А капитан идет в ванную и вскрывает себе вены.

Юра заметил, что я опустил одну деталь. При обратной прокладке выяснилось, что накануне отхода Валя узнал, что его жена уже пятый год живет с водопроводчиком.

Но в то же время Юра согласился с тем, что морские судьбы — особенные.

Так весело мы начали деловой разговор.

Пришла официанточка, принесла чай. Хороший. Но когда-то мы свершали чайный ритуал сами, с начала и до конца.

Красивая девушка принесла чай. Этакая сирена с подрисованными синим и зеленым глазами. Девицы с наших лайнеров кое-чему у западных секс-бомб подучились — не такие уж они бездарные ученицы.

Юра ухмыльнулся, глядя на меня сквозь темные очки. Он не снял их и в каюте.

— Опять подозреваешь? — спросил он.

— Нет. Когда человек готовится к работе за границей на ответственном посту, то делается ягненком, а не сатиром.

Во мне-то девица мгновенно пробудила беса. Еще одна из проблем моря, о которой не принято говорить. Трудно нынешним морякам забыть о том, что сирены существуют и в жизненном болоте. Раньше-то они жили только в Средиземном море. Теперь размножились и прижились во всех водоемах.

Когда ослепительная девица ушла, Юра сказал, угадав мои мысли:

— Такие дирижируют нами бедрами, а?

Я согласился безропотно.

— Что-то дергаться стало на левой щеке. Часто и мелко, — сказал Юра. — Пятьдесят два года… Не так страшно неуклонное, так сказять, приближение смерти. Отвратительно стареть внешне. «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…» — почему-то вспомнил он тревожную мальчишескую песню, которой когда-то начинался двадцатый век.

— Кстати, о музыке. У меня несколько дней полярный пилот жил. Замечательно пел. А ты гитару совсем бросил?

— Может, теперь-то и опять запою. Курить-то, видишь, уже начал, — сказал Юра как-то двусмысленно. — А пока скажи, что тебе рассказывали обо мне, моем нынешнем положении, штурмана? Я же знаю, ты с ними сблизился — изучаешь, так сказять, молодое поколение. Что знаешь из ситуации?

— Пока ничего не знаю.

— Что помощники говорили обо мне плохого?

— Ничего.

— Вовсе ничего?

— Кроме того разве, что не даешь никому в кают-компании рта открыть. Вещаешь сам, как оракул. Но это мне и без помощников уже три месяца видно и слышно.