Естественное убийство. Невиновные - Соломатина Татьяна Юрьевна

Саша замер как вкопанный и, кажется, всерьёз собрался исполнить все приказания в полном объёме. Всеволод Алексеевич подошёл к обувному стеллажу, оглядел внимательно и прислушался. Тихо. Пробежался намётанным глазом по коробкам на стеллаже, потом по нескольким парам сапог, стоявшим на стойке внизу. И опять по коробкам.

– Так-так, вряд ли хозяйка ботфортов, которые иные девицы носят в Монако и летом в тридцатиградусную жару, будет хранить от них коробку, – пробубнил Северный про себя, снимая со стеллажа глянцевый малиновый бокс. – Тяжёленькая. Начинайте дышать, Саша. И поглубже – я открываю.

– Господи, боже мой! – по-бабьи взвизгнул охранник.

– Ну что вы, Саша, это не он, – Всеволод Алексеевич приложил ухо к грудной клетке, прощупал роднички. – Это, Саша, всего лишь младенец доношенный пола женского, весом около четырёх килограммов.

– Он… мёртвый?

– Друг мой, будь это создание земноводным – я бы сказал, что оно в анабиозе. Впрочем, это недалеко от истины. Знаете ли вы, Саша, что в белых жировых клетках новорождённых практически отсутствует жир? И младенцы вырабатывают тепло за счёт расщепления жировых молекул на жировые кислоты внутри бурых клеток, присутствующих исключительно вокруг, не вдаваясь в подробности, главных органов. Но жировые кислоты не покидают бурые жировые клетки, как в случае с клетками белыми, а остаются внутри них. И аденозинтрифосфорная кислота, полученная путём расщепления жировых кислот внутри, собственно, клеточных митохондрий сугубо внутри же и расходуется. Бурому жиру всё равно, что будет со всеми остальными органами, кроме тех, что он заботливо окружает. И в данном случае ему за такой махровый индивидуализм – низкий поклон. – Всеволод Алексеевич говорил, но это не мешало ему сосредоточенно осматривать детское тельце. – Так что, Саша, эта «мышь» всё ещё жива, хотя и в «спячке».

Северный достал мобильный: «Детскую реанимационную бригаду, срочно сюда!» – продиктовал адрес и сразу после этого взял ребёнка пятернёй поперёк живота. Ручки и ножки безвольно повисли. Он стукнул его по пяткам. Пощипал за щёки. Приложил палец к младенческому ротику. Младенец в ответ едва заметно загримасничал.

– Жить будет, – удовлетворённо прошептал Северный. – Срочно грелку, тёплое одеяло… – Раздался звук падающего тела. – Тоже мне, бойцы хреновы! Теперь что, собой младенцев отогревать на старости лет?

Он быстро расстегнул рубашку и прижал к своей груди новорождённую девочку. Затем схватил первую попавшуюся тряпку с кровати и примотал ею младенца. И сразу же известный бабник, сибарит-одиночка, ценитель классической литературы и хорошего виски Всеволод Алексеевич Северный, а в свободное от сибаритства время – ещё и высококлассный судмедэксперт стал похож на нищую чумичку-побирушку, которой и предложить-то своему отпрыску нечего, кроме тёплого тела и биения сердца.

Новорождённая вяло замяукала.

– Понимаю! Моё тело красивее, а сердце – здоровее, чем у каких-то там женщин индийских, индейских и прочих посёлков, не забывая о субсахариальной Африке, с которой вот уже многие годы борется ООН! – Северный переступил через лишившегося чувств охранника и быстро спустился вниз.

– Поздравляю вас с внучкой, Леонид Николаевич! – Всеволод Алексеевич подошёл к мраморному изваянию у окна и показал ему свою находку. – Хорошая здоровая девочка. Отличные комочки Биша^[2]. Слегка переохладилась, но не до степени выравнивания температуры тела с окружающей средой. Наверняка немного наглоталась… всего, – он неопределённо покрутил головой. – Неонатологи позаботятся – и через пару дней будет как новенькая. Новорождённые очень чувствительны к гипотермии, да только у вас тепло. Слишком не успела. К тому же младенцы, особенно девочки, – очень живучие. Аспирационная пневмония если и есть, так нынче всё лечится…

– Почему она у вас за пазухой? – только и спросил сдержанный и мужественный Леонид Николаевич – и упал, как подкошенный.

– Надо же, и этот рухнул, – сказал Всеволод Алексеевич, обращаясь к малышке. – Надеюсь, что не инфаркт или инсульт. Похоже, обычный обморок. От избытка чувств-с, что называется. Уж прости, дорогая, за цинизм, но, кажется, у твоего деда чувств сегодня было действительно в избытке. А где же твой счастливый папаша? – спросил он у девочки, внезапно открывшей неожиданно ясные, молочно-голубые глаза. – Как бы вены себе не вскрыл! С виду малохольный какой-то. Впрочем, истерики – они крепкие. Не в пример сильным мужчинам. Ладно, идём, дядя Сева передаст тебя в руки ангелов с проблесковым маячком вместо крыльев. Поговорить ещё успеем. Ты будешь приходить в себя в больнице, в удобном таком пластиковом корытце, а дяде Севе будет с кем словеса разводить. Скоро тут будет много-много взрослых дядь в фуражках и без, в форме и по гражданке. Жаль, что ты не можешь мне рассказать, лапочка, кто тебя в коробку для обуви положил и почему. Ну да не беда, сам разберусь. Не то для чего тогда вообще нужны взрослые, умные дяди?.. Удивительно, но мне кажется или я раскачиваюсь? Так и до лактации рукой подать! Оно мне надо?..