Дальний умысел - Шарп Том

Пипер снова поглядел на листок.

— Но ведь тут же сказано, что она не автор.

— Вот именно, — усмехнулся Френсик. — А зачем бы ей это говорить? Посудите сами, Зачем отрицать то, чего никто не утверждает?

— Не понимаю, — сказал Пипер, — это какая-то бессмыслица.

— Смысл здесь тот, что ее шантажировали, — сказал Френсик.

— Шантажировали? Кто?

Френсик запихнул понюшку.

— Вы. Вы угрожали мне, а я ей.

— Но… — Пипер никак не мог уразуметь связи. В его головенке все это не укладывалось.

— Вы грозили меня разоблачить, а я передал угрозу по назначению, — пояснил Френсик. — Доктор Сидни Лаут пожертвовала двумя миллионами, лишь бы не прослыть автором «Девства». И стоит — с ее-то репутацией!

— Я вам не верю, — проговорил Пипер. Глаза его остекленели.

— И не надо, — сказал Френсик. — Плевал я на ваше доверие. Но вот только объявитесь перед Хатчмейером живым и невредимым — и посмотрите, что будет. Все выйдет наружу и разнесется по свету. Про меня, про вас, про пятое-десятое — и не быть больше доктору Лаут влиятельным критиком. В литературном мире на нее, мерзавку, пальцами станут показывать. Вы-то тем временем будете сидеть за решеткой. И я, уж конечно, останусь без гроша — но зато хоть не придется никому всучивать ваши вонючие «Поиски утраченного детства». Все-таки утешение.

Пипер расслабленно опустился на стул.

— Итак? — сказал Френсик, но Пипер только головой помотал. Френсик забрал у него письмо и повернулся к окну. Всё, он обставил этого недотепу. Не будет больше ни угроз, ни рукописей. С Пипером покончено; пора уезжать. Френсик поглядел на бурую реку и лес поодаль: непривычный, иноземный пейзаж, пышновато-зловещий и такой далекий от уютного мирка, который надлежало оберечь от здешних посягательств. Он прошел к дверям, вниз по широкой лестнице и через пустой вестибюль. Что ж — домой и как можно быстрее.

Но когда он подъехал к парому, оказалось, что плот у того берега, а паромщика нет. Френсик позвонил в колокол, но никто не отозвался. Он немного подождал на солнцепеке. Стояла тишь, и только бурая вода похлюпывала внизу возле берега. Френсик снова сел в машину и выехал на площадь. Здесь тоже не было ни души. Черные тени жестяных магазинных навесов, беленая церковь, деревянная скамья у подножия статуи посреди площади, слепые окна. Френсик вылез и огляделся. Часы на здании суда показывали полдень. Должно быть, все обедают, однако в этом безлюдье была жутковатая мерзость запустения; черная путаница деревьев и подлеска, замыкая горизонт, наползала из-за реки; тускло голубело пустое небо. Френсик обошел площадь и вернулся в машину. Может быть, паром тем временем… но он по-прежнему стоял у того берега, и когда Френсик потянул за веревку, даже не шелохнулся. Он снова ударил в колокол. Звук точно в воду канул, и Френсику стало уж совсем не по себе. Наконец он оставил машину над пристанью и пошел тропкой по берегу реки. Тропка поплутала под дубами в мшистых бородах и привела его на кладбище. Взглянув на надгробья, Френсик повернул назад.

Может быть, взять курс на запад — и отыщется какая-нибудь боковая дорога к Восьмидесятому шоссе? «Кровавая Трасса» — это звучало теперь прямо-таки заманчиво. Но карты у него не было, и, проехав по переулкам, которые оказывались тупиками или выводили к заросшим лесным колеям, Френсик повернул назад. Может, паромщик вернулся. Он поглядел на часы: уже два, наверняка появятся какие-нибудь люди.

Люди появились. Когда он выехал на площадь, несколько угрюмых мужчин, стоявших у здания суда, сошли с тротуара на мостовую и преградили ему путь. Френсик остановил машину, опасливо приглядываясь к ним сквозь ветровое стекло. У каждого на поясе была кобура, а у самого мрачного — звезда на груди. Он подошел сбоку и наклонился к окну, обнажив крупные желтые зубы.

— Фамилия Френсик? — спросил он. Френсик кивнул. — Тебе надо к судье, — продолжал тот. — Пойдешь добром или?..

Френсик пошел добром; угрюмая компания следовала за ним по ступеням суда. Внутри здания было темно и прохладно. Френсик замешкался, но долговязый шериф указал нужную дверь.

— Судья в кабинете, — сказал он. — Заходи.

Френсик вошел. За огромным столом восседала Бэби Хатчмейер в судейской мантии; в ее лице, всегда жестком, не было ни кровинки. Френсик узнал ее с первого взгляда.

— Миссис Хатчмейер… — вымолвил он, — покойная миссис Хатчмейер?