Страна чудес без тормозов и Конец Света - Мураками Харуки

– Извини, что не могла тебя вытащить, – сказала она. – Пришлось за валун держаться, чтоб самой к тебе не сверзиться.

– Да ладно... Но почему ты не сказала, что здесь ямы?

– Когда бы я успела? Я же кричала тебе «стой!»

– Я не слышал.

– Нужно срочно уходить, – торопила она. – Здесь таких дыр навалом, поэтому двигайся очень внимательно. Выберемся отсюда – и мы у цели. А замешкаемся – из нас высосут кровь и мы уснем здесь навсегда.

– Кровь?

Она посветила в дыру, из которой я выбрался: круглую, вырытую словно по циркулю, диаметром около метра. Потом посветила вокруг. Вокруг докуда хватало глаз зияли точно такие же ямы. Одни шириною в метр, другие – сантиметров тридцать, но ими было изрыто буквально все вокруг. Это очень напоминало гигантский пчелиный улей. С одной лишь разницей: скала между ними, якобы твердая, волновалась, как зыбучий песок. Сперва я подумал, что от удара у меня испортилось зрение, и осветил фонариком свою ладонь. Не дрожит, не извивается. Ладонь как ладонь. Стало быть, дело не в зрении. Скала действительно шевелилась.

– Пиявки, – сказала толстушка. – Сейчас из ям полезут миллионы пиявок. Если не успеем убежать, они высосут из нас всю кровь, только кожа останется.

– Ч-черт... – ругнулся я. – Так это и есть то, что хуже землетрясения?

– Нет, – ответила она. – Это цветочки. Самое страшное еще впереди. Идем скорее!

Связанные одной веревкой, мы двинулись по кишащей пиявками скале. Омерзение, липкое и холодное, пробегало по ногам, забиралось под одежду и, извиваясь, ползло по спине.

– Только не отрывай ног от земли! – предупредила она. – Свалимся в яму – нам конец. Там в этих тварях просто утонешь.

Она крепко вцепилась в мой локоть, а я ухватился за рукав ее куртки. Лавировать по скользким перемычкам в локоть шириной оказалось непросто. Раздавленные пиявки липли к подошвам, точно желе, и твердо ступать не получалось. Я чувствовал, что в меня впились за ушами, но даже не мог стряхнуть эту мерзость. Левой рукой я сжимал фонарик, а правой держал ее рукав – и не мог отпустить ни то, ни другое. Я светил себе под ноги и продвигался вперед, содрогаясь от омерзения. Пиявки покрывали буквально все. При одной мысли об этом я впадал в полуобморок. А тварей становилось все больше.

– Уж не здесь ли жаббервоги приносили жертвы богам? – предположил я.

– Точно, – подтвердила она. – Ты очень догадлив.

– Просто ясновидящий какой-то, – согласился я.

– Они считали пиявок посланниками Рыбы на земле. Ее помощниками, так сказать. И через них приносили Рыбе жертвы. Свежие, сочные жертвы. Чаще всего – людей, которых удавалось поймать.

– И этот обычай еще жив?

– Кажется, нет. Дед говорил, что в последнее время людей они съедают сами, а пиявкам приносят только откушенные головы. С тех пор, как это место стало Святилищем, жаббервоги в Пещеры не заходят.

Мы обогнули несколько ям и передавили, наверное, сотню тысяч пиявок. Временами приходилось-таки отрывать ноги от земли и хвататься друг за друга, чтобы не свалиться.

Дикий хрип, не смолкавший ни на секунду, поднимался, похоже, прямо из этих дыр. звук пронизывал воздух, как дерево оплетает ветвями ночную мглу. Хы-арш-ш... Хы-арш-ш... Будто огромная толпа человеческих тел с откушенными головами извергала из зияющих глоток проклятия с того света.

– Сейчас придет вода, – сообщила она. – Пиявки – только вестники. Скоро они расползутся, из дыр потечет вода, и вокруг все затопит. Пиявки лезут из дыр, спасаясь от потопа. Нужно добраться до Алтаря, пока нас не залило.

– Ты об этом знала, – возмутился я, – и не предупредила?

– Я не думала, что так повернется! На самом деле, вода приходит два-три раза в месяц, не чаще. Кто же знал, что это случится именно сегодня?

– Час от часу не легче, – высказал я вслух то, что вертелось в моей голове с утра.

С предельной осторожностью мы пробирались между дырами, а они все не кончались. Эти чертовы дыры, похоже, тянутся до самого края Земли. Месиво из пиявок загустело так, что подошвы уже не чуяли тверди. С каждым шагом само пространство словно исчезало куда-то, и удерживать равновесие в этой трясине становилось все тяжелее. Конечно, в минуту опасности наши способности возрастают. Но только не способность собраться в кулак. Эта способность у нас, как ни жаль, весьма ограничена. Даже в самой опасной ситуации, если долго ничего не меняется, наша собранность катастрофически падает. Наша оценка опасности И чем дольше опасность висит над нами – тем небрежнее мы относимся к ней, тем меньше боимся смерти, и тем красочнее строим иллюзии о безоблачном небе над головой.