Двойное дыхание (сборник) - Соломатина Татьяна Юрьевна

– Вить! Вызови в четвёртую к Ивановой ЛОР-врача, а? Я убегаю в операционную!

– Ладно.

Виктор Давидович выныривал из своих мыслей, дописывал протокол и начинал звонить в оториноларингологическое отделение:

– Аллё! Здравствуйте. Вас беспокоит ординатор обсервационного отделения Виктор Давидович. Нам нужен консультант в роддом. Срочно. Первый этаж. Четвёртая палата. Иванова. Нет, она сама прийти не может. И с санитаркой не может. Она беременная. Сейчас зима. В переходах холодно. Вы обязаны консультировать родильный дом. Не вы отвечаете? А кто отвечает? По какому номеру перезвонить? Записываю…

Короткие гудки.

Короткие матюги.

Длинные матюги.

Максимум через час оториноларинголог на месте. Чтобы, заглянув Ивановой из четвёртой палаты в сопливый нос, сделать запись в истории родов: «Катаральный ринит». И проклясть Виктора Давидовича до седьмого колена за то, что оторвал от куда более важных профильных пациентов, заставил переодеваться и топать бесконечными мрачными больничными подвалами-переходами из-за такой ерунды.

– Ты не будешь брать кастрюльки?

– Нет, мама, не буду. Спасибо. Сама поешь.

– Да холодильник ломится, Витюша! Разве мне самой что-нибудь надо? Ладно уж, иди на своё дежурство. Мы с Лидией Иосифовной вдвоём выпьем шампанского, телевизор посмотрим. Что уж теперь поделаешь, если ты себе такую работу выбрал. Не забудь позвонить мамочке, Витенька. Ты вернёшься с дежурства, а под ёлочкой будет для тебя подарок. Что ты в этом году попросил у Деда Мороза, мой мальчик? – шершаво щебетала мама, поднимая воротник плаща и укутывая Витюшину шею шарфом.

Виктор Давидович с ужасом представил себе красиво завёрнутый в подарочную упаковку хладный мамин труп под обвешанной золотистыми шариками искусственной ёлкой и, быстро чмокнув её в щеку, выскочил за дверь.

4. Дежурный анестезиолог

Сергей Алексеевич проснулся от оглушающего тявканья. Голова раскалывалась, во рту было сухо, как в пустыне. Он привычным движением потянулся за бутылкой минералки. К счастью, она была на месте. И в ней, против обыкновения, была вода. В голове зашумело, мыслительные шлюзы открылись, по нервным волокнам побежали импульсы, и на коре головного мозга загорелась неоновая надпись:

«От тебя ушла жена!»

«Да она уже две недели как ушла!» – заливисто захохотал пекинес, прочитав первую Серёгину мысль.

– Ну и слава богу!.. Когда же ты научишься справлять свои нужды в кошачий лоток, скотина проклятая?! – попытался сменить тему непутёвый хозяин.

– Ни-ког-да! – пролаял Принц и демонстративно помочился на Серёжины тапки.

– Ой, вот только не надо! Мне до «белки» далеко, а ты не ньюфаундленд. И если уж ты решил со мной разговаривать, так делай это хотя бы голосом Василия Ливанова, как положено, а не писклявым сопрано нашей бывшей супруги.

Пекинес подошёл и ласково лизнул Серёжкину волосатую лапищу. Умильная мордочка этого существа, ни за что ни про что награждённого глупой кличкой Принц, выражала сочувствие и готовность порвать любого, кто обидит такого большого и такого доброго, хотя слегка и не от мира сего, хозяина.

– Да, знаю я, знаю! Я тебя тоже люблю. Ладно, всё равно этим тапкам уже год как самое место на помойке.

Псина согласно затрясла головой.

– А почему мы уже целую неделю не сменим тебе это дурацкое имя на что-нибудь более подходящее грозному кобелю, а? Какой ты, на хрен, Принц?

Лохматый плюшка на коротких ножках залаял согласным басом.

– Ты будешь… Ты будешь… Надо на «П», да? Пиндос. Не хочешь? Пантелей. Тоже нет? Пифагор?

Пёс шлепнулся на спину и в отчаянии замахал передними лапами.

– Плутарх. Плутоний. Преднизолон. Перун. Пенис. Представляешь, гуляю я с тобой в скверике, а ты убежал, тварь эдакая, и я ношусь по газонам и ору: «Пенис, ко мне! Пенис, вернись, это я, твой хозяин, я волнуюсь!»

Пёс уселся на задние лапы и посмотрел на хозяина с укоризной.

– Ну, я не знаю, не Путиным же тебя величать. Сам тогда предлагай.

– Гав-гав-гав! – заливисто залаял временно безымянный пекинес на будильник.

– Полвосьмого!!! – в ужасе завопил Серёжка. – Ах я пидорас! Нет-нет, даже не думай! – Он строго посмотрел на кобелька. – Как ты себе представляешь это «ко мне!»? Будешь пока просто Пёс. Невзрачно на первый взгляд, конечно… Зато всё-таки на «П». Ладно, быстро собираемся, делаем свои большие собачьи дела прямо во дворе, назло дворнику, и папа быстро уходит. У папы дежурство! И вот только не надо скулить. Я что, по-твоему, должен с тоски издохнуть на Новый год? Нет уж! Папа специально поменялся. Я пойду в роддом, там люди. Там анестезистки – снежинки, санитарки – снежные бабы, маленькая ёлка и большая жизнь. Не переживай, я тебе оставлю целую гору корма и чистый лоток. Впрочем, если тебе будет невыносимо тоскливо – гадь, где твоей душеньке угодно. Если кто тебя и осудит, так только не я. А больше тут и нет никого.