Жестокие игры - Пиколт Джоди

Клиенты лгут. Это первое, чему учатся адвокаты. Железное правило, на котором Джордан собаку съел. В конце концов, человек, хладнокровно застреливший собственную жену или ограбивший ночной магазин, — это не обязательно образчик честности, а просто человек, готовый сделать и сказать все что угодно, лишь бы спасти свой зад. Джордан совсем не удивился, когда узнал, что Джек несколько недель водил его за нос. Его взбесило то, что он так легко попался.

Когда он прошлый раз сидел в комнате для свиданий, настроение у него было совсем другое: тогда его переполняла вера в то, что он спасает оклеветанную душу от щупалец судебной системы. Джек, как только вошел, сразу заметил эту перемену. Улыбка сползла с его лица и опала на пол, как старая змеиная кожа.

— Знаешь, — с сарказмом начал Джордан, — я совершенно не удивился, когда узнал, что ты лжешь!

— Но вчера… Вчера вы говорили совсем другое!

— Откровенно говоря, мне плевать. Меня огорчает то, что ты слишком перемудрил, когда заявил Сакстону, что и близко той ночью не подходил к Джиллиан Дункан.

— Не подходил.

Джордан хлопнул ладонями по столу.

— В таком случае, Джек, что эти частички земли делают на твоих ботинках? Что, черт побери, твоя кровь делает у нее на рубашке, а твоя кожа — у нее под ногтями? А твоя проклятая сперма у нее на бедре? Не хочешь ничего мне объяснить? Или, может, ты собираешься подождать и все объяснить присяжным, когда придет твой черед давать показания и Гулиган поймает тебя на лжи? Джек молча опустился на стул.

— Первое, что сделает прокурор, — это подорвет доверие к твоим словам, когда извлечет на свет божий эти результаты. Если бы я на месте присяжных услышал, что человек обманул полицию… Человек, чья ДНК обнаружена на месте преступления, я бы немедленно голосовал за повешение. Зачем лгать, если нечего скрывать?

Он в бешенстве швырнул на стол результаты экспертизы, чтобы Джек мог с ними ознакомиться.

— Ну, — наконец сказал Джордан, — думаю, мы не будем отпираться.

— От чего? — Джек упрямо покачал головой.

— Что ты был в ту ночь в лесу с этой девочкой.

— Был, — невозмутимо заявил Джек, — но я ее не трогал.

— Джек, может, довольно клятв? Потому что, честно говоря, я начинаю терять терпение. — Джордан нахмурился. — Или ты собираешься разыгрывать из себя Клинтона и дать собственное определение половой связи?

— У меня не было с ней связи, Джордан. Ни половой, ни какой-то другой. Я был пьян. Я видел их в лесу. Она… была голая. Она сама подошла ко мне. — На Джека было жалко смотреть. — Разве вы не понимаете, почему я вам об этом не рассказал? Почему не рассказал Сакстону? Кто бы мне поверил?

— Как по мне, кто к кому подошел — это неважно, — пробормотал Джордан.

— Единственным моим желанием было убраться оттуда подальше, а она всячески пыталась заставить меня остаться.

— Каким образом? Что она делала? Рассказывай! — потребовал Джордан.

— Господи, не помню! Боже, Джордан, я пытаюсь! Я думаю об этом постоянно, у меня голова вот-вот лопнет. Я был там — и что? Это же не значит, что я ее изнасиловал. Я оттолкнул ее и убежал.

Джордан положил руки на стол.

— И во время этого прелестного общения уронил несколько капель семенной жидкости?

— Я не раздевался. Не знаю, что за сперму они обнаружили, но она не моя.

— Ты хотя бы понимаешь, насколько фантастическим покажется это заявление присяжным? Особенно если на потерпевшей обнаружена твоя кровь и частички твоей кожи?

— Мне все равно, — заявил Джек. — Это правда.

— Хорошо. Правда. — Джордан схватил бумаги, засунул их в папку и встал. — Сколько это будет правдой на этот раз, Джек?

И не оглядываясь вышел из комнаты свиданий.

Достопочтенная Алфея Джастис^[xvi] любила редкости. Уникальные табакерки из Европы; китайский шелк; чернила, изготовленные из конского навоза. Она жила в стеклянном доме, который лучше бы смотрелся на побережье Лос-Анджелеса, а не в густых лесах Новой Англии; водила отреставрированный двухдверный «пасер» компании «Американ моторс» 1973 года выпуска и имела щенка, привезенного за тысячи километров из Белоруссии. Собак этой породы, по слухам, в мире насчитывалось всего тридцать особей. Она любила выделяться из толпы, ее это радовало. А поскольку Алфея была единственным темнокожим судьей главного суда первой инстанции, она не могла оставаться незамеченной.