Женщина в красном - Джордж Элизабет

Снова сев за руль, Дейдра выехала на объездную дорогу, которая вывела её на шоссе А-30. Оттуда оставалось уже недалеко, да и дорога была знакомой. Дейдра проехала Редрут, быстро вернулась, обнаружив, что выбрала не тот поворот, и наконец оказалась на перекрёстке шоссе В-3297 и дороги без номера, на которой, правда, стоял знак, указывающий на деревню Карнки.

Эта часть Корнуолла совершенно не напоминала окрестности Кэсвелина. Дейдра поставила «воксхолл» на усеянном камешками треугольном участке, служившем местом встречи двух дорог, и какое-то время сидела, опершись подбородком на сложенные на руле руки. Она смотрела на зелёный весенний пейзаж, уходивший к морю. То тут, то там среди зелени стояли заброшенные башни, похожие на те, что находятся в Ирландии, — пристанище поэтов, отшельников и мистиков.

Здесь, однако, старые башни представляли собой то, что осталось от корнуоллской горной промышленности; каждая из них была огромным инженерным строением над лабиринтом туннелей, шахт и подземных пещер. Когда-то здесь добывали олово и серебро, медь и свинец, мышьяк и вольфрам. В этих башнях находилось оборудование, которое заставляло шахты работать: насосы — выкачивать воду, а приводы — выносить в бадьях на поверхность руду и пустую породу.

Башни, как и цыганские таборы, превратились в материал для открыток. Когда-то они были опорой человеческой жизни и одновременно символом гибели многих людей. Во всей западной части Корнуолла они стоят вдоль побережья в непомерном количестве. Обычно парами: мощные каменные башни в три или четыре этажа, уже без крыш, узкие стрельчатые окна, очень маленькие, во избежание ослабления всей постройки. Рядом вздымаются трубы, некогда выбрасывавшие из своего нутра чёрные тучи. Верхнюю часть башен и дымовых труб облюбовали птицы, внизу прячутся сони. Сквозь щели и трещины пробиваются растения, герань Роберта^[39] путается с жёлтым крестовником и майскими розами.

Дейдра смотрела на окружающее великолепие и в то же время ничего не видела. Она думала о другом месте, далеко отсюда.

Он сказал, что это возле бухты Ламорна. Дом и поместье называются Хоунстоу. Линли с явным смущением признался, что не знает происхождения этого названия, и по его интонации Дейдра заключила — правильно или нет, — что ему нравится место, где он вырос. Более двухсот пятидесяти лет его семья владеет этим домом и этой землёй. Очевидно, им и в голову не приходило выяснять историю названия. Понятно, что всё это принадлежит им — огромный особняк эпохи короля Якова I, в котором некогда сыграл свадьбу их далёкий предок, младший сын барона, женившийся на единственной дочери графа.

— Моя мать могла бы, вероятно, рассказать вам всё о нашей родословной, — сказал Линли. — И сестра тоже. Боюсь, мы с братом мало интересовались генеалогией. Без Джудит я бы не рискнул произнести имена моих прадедов. А вы?

— Наверное, они у меня были, — ответила Дейдра. — Если, конечно, я не появилась на свет, как Венера, из морской раковины. Но это маловероятно. Такое событие я бы наверняка запомнила.

Как выглядит такая жизнь, на что она похожа? Дейдра вообразила леди, рожающую возлюбленного сына на огромной золочёной кровати, по обе стороны которой стоят служанки и осторожно протирают ей лицо платками, смоченными в розовой воде. Вообразила фейерверк, взметнувшийся в небо после объявления о рождении долгожданного наследника. Представила фермеров, пьющих домашнее пиво за здоровье младенца. Дейдра понимала, что эти её фантазии абсурдны, всё равно что встреча Томаса Харди с комик-группой «Монти Пайтон», но не могла отбросить их. В конце концов она отругала себя, взяла открытку, которую захватила из дома, и выбралась из машины на пронизывающий ветер.

На обочине шоссе В-3297 Дейдра нашла подходящий камень, довольно лёгкий и не слишком ушедший в землю, вынуть который не составило труда. Она вернулась с камнем на треугольник земли, где стояла её машина. Там Дейдра положила камень и подсунула под него открытку с цыганской кибиткой. Сделав это, она продолжила путешествие.

Глава 17

«Ты ничего не понимаешь, дедушка. Неудивительно, что все тебя бросили», — такой была последняя фраза Тэмми перед тем, как в Кэсвелине она вышла из машины. Она сказала это не сердито, а скорее печально, и Селевану трудно было ответить ей какими-нибудь обидными словами. Ему бы и хотелось поразить внучку словесным снарядом, почувствовать удовлетворение, приходящее после длительной вербальной войны, и посмотреть, угодил ли он в цель. Однако что-то в глазах Тэмми помешало Селевану это сделать, несмотря на боль, которую внучка ему причинила. Возможно, он теряет своё умение отвечать ударом на удар. Или же девчонка глубоко запала ему в душу, хотя Селеван и отказывался это признавать.