Эйсид Хаус - Уэлш Ирвин

— Оостердок... это была Крисси...

— Да, это была Крисси. Теперь ты рад?

— НЕТ, МУЖИК... НЕТ! — запротестовал я.

— Лжец! Долбанный лицемер! Ты обращался с ней как с дерьмом. Ты и такие, как ты. Ты скверно поступал по отношению к ней. Использовал ее и выкинул, как грязную тряпку. Воспользовался ее слабостью, ее желанием открыться. Такие люди, как ты, всегда так делают.

— Нет! Это было совсем не так, — взмолился я, зная, что все было точно так, как он описал.

Ричард молча стоял и смотрел на меня. У меня было такое чувство, будто он смотрит сквозь меня, усмотрев нечто, что было мне недоступно. Я прервал молчание, наверное длившееся несколько секунд, хотя казалось, что прошли минуты.

— Я хочу пойти на похороны, Ричард.

Он жестоко ухмыльнулся.

— В Джерси? Ты же туда не поедешь!

— Нормандские острова... — сказал я нерешительно. Я не знал, что Крисси была оттуда. — Я поеду, — заявил я ему.

Я твердо решил поехать. Я чувствовал себя виноватым. Я должен поехать. Ричард окинул меня презрительным взглядом, затем заговорил низким, дрожащим голосом:

— Сент-Хелье, Джерси. Дом Роберта Ле Маршана, отца Крисси. Следующий вторник. Ее сестра уже там, она занималась перевозкой тела.

— Я хочу поехать. А ты?

Он горько усмехнулся.

— Нет. Она мертва. Я хотел ей помочь, когда она была жива.

Он повернулся и пошел прочь. Я смотрел ему вслед, пока его спина не растворилась в темноте, затем вернулся в квартиру, не в состоянии унять дрожь по всему телу.

Мне нужно было добраться до Сент-Хелье ко вторнику. Местонахождение Ле Маршана можно будет выяснить позднее, когда я доберусь до острова. Анна захотела поехать вместе со мной. Я сказал ей, что я совершенно неподходящий компаньон для такого путешествия, но она настояла на своем. Вместе с Анной, терзаемый чувством вины, которое, казалось, просочилось в арендованную мной машину, я проехал через Голландию, Бельгию и Францию к небольшому порту Сент-Мало. Я думал о Крисси, конечно, но одновременно и о других вещах, о которых раньше не задумывался. Начал думать о политике Европейской интеграции, пытаясь понять, хорошо это или плохо. Я пытался сопоставить точку зрения политиков с тем парадоксом, что узрел, проезжая по уродливым дорогам Европы; абсурдная несовместимость с неминуемым политическим объединением. Представления политиков казались еще одной мошеннической схемой для выкачивания денег из населения или очередной попыткой властных структур закрутить гайки. Пока мы не достигли Сент-Мало, мы ели в захудалых придорожных забегаловках. По приезде мы с Анной сняли номер в дешевом отеле и надрались в стельку. Следующим утром мы на пароме отправились в Джерси.

Мы прибыли в понедельник и снова сняли комнату в отеле. В Jersey Evening Post не было никаких объявлений о похоронах. Я достал телефонный справочник и поискал Ле Маршана. В справочнике их было шесть, но только один — Р. Мужчина поднял трубку.

— Алло?

— Алло. Я хотел бы поговорить с Мистером Робертом Ле Маршаном.

— Я Вас слушаю.

— Извините за беспокойство, но мы друзья Крисси и приехали из Голландии на похороны. Мы знаем, что все запланировано на завтра, и хотели бы присутствовать.

— Из Голландии? — мрачно повторил он.

— Да. Мы сейчас в отеле «Гарднер».

— Ну, вы проделали долгий путь, — констатировал он. Его классический, вкрадчивый английский акцент сильно раздражал. — Похороны в десять. Церковь Святого Томаса, кстати, через дорогу от вашего отеля.

— Спасибо, — сказал я, но он уже положил трубку.

Как констатация факта...Казалось, будто для Мистера Ле Маршана все было просто констатацией фактов.

Я чувствовал себя выжатым как лимон. Несомненно, его холодность и неприязнь были следствием предположений, которые он сделал насчет амстердамских друзей Крисси и причины ее смерти; когда ее выловили из дока, в ее желудке нашли кучу барбитуратов.

На похоронах я представился ее матери и отцу. Ее мать была маленькой, иссохшей женщиной, уменьшенной этой трагедией до практически полного небытия. Ее отец выглядел как человек, чувствующий большую вину за случившееся. Я явно ощущал его ощущение краха и ужаса, и это снижало мое чувство вины за свою маленькую, но решающую роль в смерти Крисси.

— Я не хочу лицемерить, — сказал он. — Мы не всегда находили общий язык, но Кристофер был моим сыном, и я любил его.

Я почувствовал комок в груди. В моих ушах зазвенело и кислород, казалось, испарился в атмосфере. Все внешние звуки затихли. Я каким-то образом сумел кивнуть головой, извиниться, и отойти от родственников, собравшихся вокруг могилы.