Таинственная река - Лихэйн Деннис

— Но вы любили ее? — спросила Аннабет.

Он утвердительно кивнул.

— Да. И все еще люблю. — Он глубоко вдохнул, откинулся на спинку стула, а затем сделал долгий выдох. — Ну, а этот парень, на которого я повесил штраф, он был… — У Шона пересохло во рту, он завертел головой, вдруг почувствовав жгучее желание вскочить с этого порога и бежать ко всем чертям прочь от этого дома.

— Он был вашим соперником? — спросила после паузы Аннабет, подобрав наконец слово, которое, по ее мнению, было бы в данной ситуации наиболее мягким и тактичным.

Шон взял из пачки сигарету, зажег ее и затянувшись, утвердительно кивнул.

— Вы нашли абсолютно точное слово. Да, именно им он и был. Соперником. И нам с женой пришлось в течение некоторого времени без конца выяснять отношения, а это, как вы понимаете, грязные дрязги и нервотрепка. Тогда мы немного времени проводили вместе. А этот… соперник… он форсировал свои отношения с ней.

— И вам, разумеется, это не понравилось, — сказала Аннабет, и эта ее фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.

Шон, выкатив от удивления глаза, посмотрел на нее и спросил:

— А вы знаете кого-нибудь, кто пришел бы от этого в восторг?

Взгляд Аннабет стал серьезным; она как бы давала ему понять, что сквозь его сарказм ей видно, насколько неприятна ему эта ситуация, а возможно, ей просто хотелось показать, что лично она не сторонница подобных действий.

— Но вы все равно ее любите.

— Да. И думаю, черт знает почему, что и она меня любит. — Он притушил сигарету о дно пепельницы. — Она постоянно звонит мне. Звонит и ничего не говорит.

— Постойте, она…

— Да именно так, — упредил ее вопрос Шон.

— …звонит вам и не произносит ни слова?

— Да. И такое продолжается почти восемь месяцев.

Аннабет рассмеялась.

— Простите и не обижайтесь, но, скажу вам честно, ничего более странного я в жизни не слышала.

— Да… не спорю, — задумчиво произнес он, глядя на муху, летающую вокруг голой лампочки. — Однажды мне показалось, что она хочет поговорить. Вот я и надеюсь, что такой разговор все-таки состоится.

У него вырвался какой-то вымученный смешок, эхо которого, прозвучавшее и замершее в ночи, смутило его. Некоторое время они сидели молча, курили, прислушиваясь к гудению мухи и наблюдая за ее отчаянными пике на свет.

— А как ее зовут? — первой прервала паузу Аннабет. — Ведь за все время нашего разговора вы ни разу не назвали ее по имени.

— Лорен, — ответил Шон. — Ее зовут Лорен.

Звук ее имени повис на некоторое время в воздухе, как нить паутины, раскачиваемая ветром.

— И вы любите ее со времен вашей юности?

— С первого года в колледже, — уточнил он. — Да… тогда мы оба были почти детьми.

В его памяти возникла та самая гроза, вдруг разразившаяся в ноябре, когда, застигнутые ею у входа в здание, они впервые поцеловались; он буквально почувствовал под руками ее покрытое гусиной кожей и дрожащее тело, приникшее к его дрожащему телу.

— Может, в этом как раз и заключается проблема, — вернула его к действительности Аннабет.

Шон посмотрел на нее и после паузы ответил:

— Но мы уже не дети.

— По крайней мере, один из вас, — согласилась Аннабет.

Шон не стал уточнять, кого именно она имеет в виду.

— Джимми рассказывал мне, что вам стало известно о планах Кейти тайно убежать с Бренданом Харрисом.

Шон утвердительно кивнул.

— Ну, так может, как раз в этом-то все и дело?

Шон повернул свой стул, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Что именно?

Аннабет выдохнула дым, который заклубился вокруг пустых бельевых веревок, протянутых над их головами.

— Это такие же глупые мечты, какими была забита и ваша голова в дни молодости. Это точно, что Кейти и Брендан собирались начать жизнь в Лас-Вегасе? Интересно, сколько времени пробыли бы они в этом раю? Может быть, они дотянули бы до второго переезда на стоянку для жилых автоприцепов, может быть, до рождения второго ребенка, но, рано или поздно, все это достанет — ведь счастливая жизнь с золотыми закатами и прочей любовной дребеденью продолжается не слишком долго. Все когда-нибудь кончается. Тот, кого вы любите, редко оказывается достойным того большого чувства, которое вы ему дарите. Возможно, его вообще никто и не достоин, а возможно, никто и не заслуживает того, чтобы нести на себе бремя, которое вы на него громоздите в придачу к вашему чувству. Вы спускаетесь с неба на землю. Вы разочарованы, ваша вера подорвана, и для вас начинается череда нудных серых будней. Вы потеряли больше, чем приобрели. Вы столь же сильно ненавидите того, кого прежде столь сильно любили. Ну а что, черт возьми, остается делать? Да ничего, и вы засучиваете рукава и принимаетесь за работу — все равно какую — потому что наступило время, когда вы стали взрослым.