Когда явились ангелы (сборник) - Кизи Кен

– Притом все медленнее и медленнее, – продолжал он. – Даже там. Они устают, эти танцующие вымыслы, и, если им не давать питания, они голодают. Как и все. Потому что голод должен настигнуть всех нас, да? Ангелов и дураков, фантастических и реальных. Кто-нибудь из вас понимает, о чем я говорю? О Безымянном Голоде Иззи Ньютона?

Этот вопрос доктор Вуфнер обращал непосредственно ко мне, подняв черные брови, упершись в меня взглядом (кто-то сравнил с лучом полицейского фонаря этот неприятный взгляд психоаналитика). Я решился сказать, что понимаю, о чем речь, но не могу подыскать этому название. Выдержав паузу, он кивнул и дал название:

– Он, этот голод, называется энтропией. А? Вам это что-нибудь говорит? Эх, американцы. Очень хорошо, пожалуйста, напрягите немного извилины. Энтропия – это термин теоретической физики. Это приговор, который выносит нам жестокий закон, второй закон термодинамики. Суть его: «недоступность энергии в замкнутой термодинамической системе». А? Можете объять это вашими американскими умами, мои янки? Не-доступность энергии?

На этот раз никто не решился ответить. Он с улыбкой обвел нас взглядом.

– Механическая иллюстрация: ваш автомобиль не может производить для себя бензин. Если его не заправить, он перестает работать, останавливается. Замирает. Совсем как мы, да? Без энергии, поступающей извне, наше тело, наши мозги, даже наши сны… рано или поздно останавливаются, перестают работать, замирают.

– Сурово, – заметила большая Бегема. – Мрачно.

Доктор прищурился за дымом своей сигареты. «Кэмел» без фильтра неизменно свисал над нечесаной бородкой-клинышком, даже как в этот вечер, когда он сидел по шею в ванне горячей воды с голой судебной протоколисткой на коленях. Он поднял морщинистую руку, словно хотел разогнать дым.

– Сурово? Может быть. Но, может быть, необходимо, чтобы прогнать сон глупца, разбудить его, привести в чувство… Здесь!

И вместо дыма рука хлопнула по черной воде – шлеп. Кольцо качающихся лиц рассыпалось, как лягушки.

– Мы только здесь, сейчас, в этой дырявой ванне. Горячая вода перестанет идти? Наша ванна остынет и вытечет. Мрачно, да… Но как еще мы можем выяснить, что осталось в нашей бочке, если не задумавшись о близости дна? Я думаю, никак.

Дюжина моих друзей и членов семьи собрались в бочке, чтобы выслушать это экзистенциальное наставление. Мы ехали вдоль побережья в Санта-Барбару, на авокадную ферму бывшего тестя Фрэнка Доббза, – ехали, чтобы отдохнуть от службы шерифа округа Сан-Матео, проявлявшей чрезмерный интерес к нашей коммуне в Ла-Хонде. Когда мы проезжали Монтерей, мне напомнили, что впереди по дороге, в Биг-Суре – Институт Высшего света, и сейчас там в роли очередного гуру снова пребывает доктор Клаус Вуфнер. В компании я был единственным, кто посетил один из его семинаров, и по дороге стал потчевать спутников воспоминаниями о заведении – в особенности о минеральных ваннах, бурлящих освобожденной мыслью и обнаженной плотью. К тому времени, когда мы подъехали к повороту на институт, я убедил всех заехать туда, попробовать воду.

Всех, кроме водителя: недовольный бессмысленной задержкой, Хулихен предпочел остаться в автобусе.

– Шеф, я воздержусь. Мне скорее надо дать отдых глазам, чем очистить душу – впереди нехорошие виражи, понимаешь? Не говоря уже о скалах. А вы давайте – пощелкайте там, выразите, так сказать, почтение. Я присмотрю за ценностями, и, глядишь, малыш Калеб проснется. Ап! Вот и он.

При упоминании своего имени малыш высунул голову из колыбели. Бетси пошла было назад.

– Нет, леди Бес, не отказывайся от святого паломничества. Сквайр Хулихен позаботится, чтобы в замке все было спокойно. Видишь, молодой принц опять задремал. Ну что, шеф? Тридцать минут на здрасьте-здрасьте и макнуться – от силы сорок пять. И в путь, под гаснущим заревом заката.

Оптимизм его был неоправданным во всех отношениях. Мальчик и не думал дремать: он стоял в колыбели и круглыми глазами смотрел, как пассажиры уходят из автобуса в какую-то неведомую Мекку. Закат уже гас, когда мы покончили со здрасьте-здрасьте и направились к ваннам. И только далеко за полночь, пересидев обычных купальщиков, мы смогли собраться в главной бочке, где устраивал прием король новейшей психиатрии.

Именно так любил Вуфнер – чтобы все сидели голые в его большой ванне. Этим он был знаменит. Ученики возвращались с его семинаров словно выстиранные по-старинному в щелоке – отбеленные и снаружи, и изнутри. Его метод группового очищения был известен как «Вуфнеровское промывание мозгов». Доктор предпочитал называть его Гештальт-реализацией. Под тем или другим именем его метод вот уже десять лет был самой модной терапией в районе Залива и темой десятков диссертаций, статей и книг. Записи этих ночных стирок отсутствуют, но некоторые дневные семинары были записаны на пленку и расшифрованы. Одна из самых известных сессий была записана в то воскресенье, когда я побывал там в первый раз. Это хороший образчик.