Кафка на пляже - Мураками Харуки

Я покачал головой.

– Как теперь считают, первым его придумали жители древней Месопотамии. Они вынимали кишки у животных, – а иногда, возможно, и у людей – и по их форме предсказывали судьбу. Чем запутаннее были кишки, тем больше ими восхищались. Поэтому переплетенные ходы лабиринта напоминают кишечник. Иначе говоря, принцип лабиринта лежит внутри тебя. Это внутренняя сторона человека, которая соотносится с хитросплетениями того, что лежит на поверхности.

– Метафора, – сказал я.

– Именно. Причем, обоюдная. Твои внешние проявления – отражение того, что сидит внутри тебя, и наоборот. Поэтому нередко, вступая в лабиринт своих внешних проявлений, ты попадаешь в лабиринт внутри тебя. И часто это бывает очень опасно.

– Прямо как Гензель и Гретель в лесу.

– Вот-вот. Точно. Как Гензель и Гретель. Лес ставит ловушки. Сколько ни стереги, все равно прилетят остроглазые птицы и склюют все крошки.

– Я буду осторожен, – обещал я.

Осима опустил верх своего «родстера», сел на водительское сиденье. Надел солнечные очки и положил руку на рычаг скоростей. Отдаваясь эхом в лесу, знакомо зарокотал мотор. Откинув волосы со лба, Осима легонько махнул рукой и укатил. Поднятая «родстером» пыль какое-то время вилась в воздухе, пока ее не унес налетевший ветерок.

Вернувшись в хижину, я улегся на кровать, где только что спал Осима, и закрыл глаза. Я ведь тоже прошлой ночью толком не спал. Подушка и одеяло еще хранили следы его присутствия. Нет, даже не отпечатки, а остатки его сна. Я погрузился в эту неведомую материю и проспал минут тридцать. Проснулся от какого-то стука наружи. Будто упала ветка дерева, обломившись под собственной тяжестью. Я открыл глаза. Вышел на крыльцо, огляделся, но вокруг ничего необычного не обнаружил. Что это? Один из тех таинственных звуков, которыми наполнен лес? Похоже на то. А может, мне это приснилось? Провести грань между сном и явью не получалось.

Я просидел на крыльце с книгой, пока солнце не начало клониться к закату.

Приготовив что попроще, я молча расправился со своей стряпней. Убрал посуду, развалился на старом диване и стал думать о Саэки-сан.

– Осима-сан правильно сказал: она умная. И у нее свой стиль, – услышал я голос парня по прозвищу Ворона.

Он сидел со мной рядом на диване, совсем как тогда, у отца в кабинете.

– Вы с ней очень разные, – заявил он.

Вы с ней очень разные. Чего только она не пережила! Она знает много того, о чем не знаешь ты, испытывает такие чувства, каких ты еще не переживал. Может различить, что в жизни важно, а что – не очень. Ей приходилось принимать немало важных решений и видеть, что из этого вышло. Ты же – совсем другое дело. Так? В конце концов, ты – сынок, который, кроме своего узкого мирка, ничего не знает и не видел. Ты так старался стать сильнее и отчасти своего добился. Признаю. Однако этот новый мир, новые условия ставят тебя в тупик. Потому что все это для тебя – в первый раз.

Ты растерялся. Есть одна вещь, которую ты не можешь понять. Возбуждаются женщины от секса или нет? Теоретически, конечно, должны. Но в чем это проявляется, что они чувствуют, ты никакого представления не имеешь. Если о тебе говорить, тут ясно. Все очень просто. Но женщины, и особенно Саэки-сан… Совершенно непонятно. Испытывает она такое же физическое наслаждение, что и ты, или ее ощущения совсем иного свойства?

«Ну почему мне пятнадцать лет!» – сокрушаешься ты, все глубже погружаясь в эти мысли. Тебя охватывает отчаяние. Было бы двадцать – ну, восемнадцать, на худой конец, – только не пятнадцать. Тогда ты мог бы лучше понять, что она за человек, разобраться в смысле ее слов и поступков. Мог бы правильнее реагировать на них. Сейчас в твоей жизни наступил замечательный момент. Может статься, в будущем ничего подобного тебе уже не встретится. Но сегодняшней прелести ты как следует понять не в состоянии. Нетерпение и нервное напряжение вгоняют тебя в отчаяние.

Интересно, что она сейчас делает? Сегодня понедельник, библиотека не работает. Чем Саэки-сан занимается по выходным? Ты представляешь ее одну в квартире. Как она стирает, готовит, убирает, ходит по магазинам. Чем больше даешь волю воображению, тем тяжелее тебе отсиживаться здесь. Ты бы хотел превратиться в бесстрашную ворону и улететь отсюда, из этой горной хижины. Подняться в небо, взмыть над горами, сесть где-нибудь у ее окна и не сводить с нее глаз.

А может быть, Саэки-сан пришла в библиотеку и решила заглянуть в твою комнату. Стучит в дверь. Ответа нет. Дверь не заперта. Она входит и видит, что тебя нет. И вещей твоих тоже. Кровать аккуратно застелена. «Куда-то вышел, наверное, – думает она. – Подождать, что ли?» Она садится за стол и, подперев ладонями щеки, смотрит на «Кафку на пляже». И думает о прошлом, с которым связана картина. Саэки-сан ждет, но ты все не приходишь. Она вздыхает, выходит из комнаты и направляется к стоянке. Садится в «гольф», заводит мотор. Ты не хочешь отпускать ее так. Ты хочешь быть там, хочешь крепко прижать ее к себе, понять смысл каждого движения ее тела. Но тебя там нет. Ты торчишь здесь в одиночестве, оторванный от всех людей.