Слово - Уоллес Ирвин

Ожидание казалось для него вечным.

— Доброе утро, дорогой, — это была Анжела.

— Доброе утро, — холодно ответил он, после чего взял поднос со своим чаем, кофе и бутербродом с маслом для нее, держа его между собой и девушкой таким образом, чтобы поцеловаться было невозможно, и удерживая на весу, пока Анжела не села на стул рядом. Только лишь затем он поставил поднос на стойку, с деловым видом всыпал сахар в свою чашку и начал перемешивать чай, неспособный поднять глаза.

— Что случилось, Стив? Сегодня утром ты какой-то странный.

Наконец-то он встретил взгляд ее прекрасных, теперь удивленных, зеленых глаз, что скрывали хитрость и измену.

Он чувствовал, как кишки болезненно скрутились в животе, и не знал, с чего и каким образом начать.

— Стив? — настаивала Анжела. — Почему ты глядишь на меня так?

— Как?

— Так холодно.

Покончить с этим можно было лишь начав разговор. И он начал его. Он знал, что голос его дрожит:

— Анжела, я узнал кое-что вчера вечером, кое-что, связанное с тобой, и я должен обсудить это сейчас. Ренделл глубоко вздохнул и сделал первый выпад:

— Ты лгала мне относительно своего отца.

Не было никаких сомнений, что она покраснела.

— Я лгала тебе? Кто сказал такое? Что за чушь тебе наговорили?

— Ты заставила меня поверить, будто твой отец держится в стороне от Воскрешения Два из-за ревности начальства и по политическим причинам. Ты говорила, что причиной того, что он не может встретиться со мной или сотрудничать с другими членами проекта является то, что его постоянно высылают на отдаленные археологические раскопки, в Пеллу, в Египет. Ты говорила, будто твой отец вынужден был выезжать туда, чтобы сохранить за собой пост преподавателя в римском Университете. Вчера я слыхал нечто совершенно иное.

Голос Анжелы дрожал точно так же, как и его собственный.

— Что же ты слыхал. Скажи мне, пожалуйста.

— Что твоего отца никто и не высылал на эти археологические раскопки, о которых ты мне говорила. Что твоего отца сняли с должности в Римском Университете. Что ему приказали уйти в отставку, и теперь он живет отшельником, чуть ли не в укрытии, где-то в окрестностях Рима. Он и сейчас там, как и большинство лет после открытия.

Он замялся, раздумывая, стоит ли говорить и остальное, но Анжела заставила его высказаться до конца.

— Стив, что еще ты слыхал?

— Что твоего отца заставило выйти в отставку Министерство по причине приобретения им земли для проведения раскопок возле Остиа Антика, будто он обманул владельцев, приобретая эту землю, а не беря ее в аренду, чтобы ему заплатили за половину найденного, а не за двадцать пять процентов. Все вышло наверх, когда раскопки уже были проведены. Министерство замяло все дело, чтобы не поднимать скандала и не привлекать жаждущую сенсаций прессу. Владельцам земли их убытки возместили, не только для того, чтобы очистить твоего отца, но и чтобы заставить замолчать крестьян. Твоего же отца опозорили и заставили уйти из Университета. Он ушел в отставку, сохраняя за собой пенсию; я полагаю, что он согласился не связывать себя с Воскрешением Два и держаться в стороне. Чтобы защитить имя отца, ты, как его дочь, лгала всем по поводу его действий. Эта часть твоей лжи мне понятна. Но вот другая ее часть мне не понятна — и вот это уже, Анжела, простить нельзя.

— Что это за другая часть?

— Ты избегала, насколько это тебе удавалось, сотрудничать с проектом до тех пор, пока там не появился я. Я был крупным специалистом в области связей с общественностью, нанятым проектом для того, чтобы вести рекламную кампанию и чтобы принести проекту славу. Во мне ты увидала того человека, который сможет сделать благородного профессора Монти известным во всем мире, причем сделать настолько уважаемым, что итальянское правительство уже больше не сможет держать его в виртуальном изгнании, и оно даже не осмелится более упомянуть когда-либо о скандале. Реклама и слава смогут очистить твоего отца, освободить, возродить его к новой жизни. И чтобы достичь этой цели, ты сознательно решила воспользоваться мною, и для этого лгала мне, манипулировала мною.

Анжела уставилась на Ренделла. Сейчас их разделяла стена молчания.

— И ты веришь, будто я воспользовалась тобой, Стив? — спросила она.

— Не знаю. Но собираюсь это выяснить.

— Ты веришь, будто я занималась с тобой любовью, в твоей постели, и у себя в номере, позволяя войти в собственное тело, только лишь затем, чтобы сделать марионеткой, действующей на пользу собственной семье?